Тайна моего двойника
Шрифт:
Я так заметно повеселела, что Джонатан улыбнулся — как мне показалось, тоже с облегчением. Он сварил кофе, достал печенье. Мы снова сели за стол. Мне сделалось так уютно и хорошо, что я даже попросила его поставить музыку. Оказалось, что он тоже любит джаз и голос Армстронга забасил: «What a wonderful world»… То есть, как прекрасен этот мир. И я с ним готова была согласиться…
Как вдруг Джонатан произнес: «Если хочешь, можешь у меня остаться».
Бум! Все то благодушие, на которое я себя с таким трудом настроила, улетучилось мгновенно. В моей голове снова заметались вопросы: это провокация? что он имеет ввиду? Ночевать — это как? Это зачем? Это спать с ним или спать отдельно? Спать отдельно
Уф, сколько вопросов и ни одного ответа. А Джонатан смотрит на меня, ожидая. И сейчас поймет, что испугалась и напряглась и снова сделается сух и сдержан!
— Я… А я тебя не стесню?
Я выпалила, не думая. Это означало согласие, и я не знала, правильно ли было соглашаться, но мои губы сами произнесли вежливую фразу — кажется, больше всего на свете я сейчас боялась осложнить наши отношения.
— Я бы иначе не стал предлагать.
Ну вот, его голос уже сделался суховат. Заметил, негодник, мои колебания.
— Это очень мило с твоей стороны, — улыбнулась я. — Мне действительно не хочется сейчас возвращаться к себе. Там так одиноко…
И мне сделалось так жалко себя, такую бедную, что я чуть не заплакала.
— Ну вот и отлично.
Он как-то искоса глянул на меня и понес чашки на кухню. Я потащилась за ним.
— Я хочу еще кофе, — сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
— Сейчас сварю.
Ледок никак не растаивал.
Джонатан уступил мне свою кровать в комнате, а сам постелил себе на диване в гостиной. Ночь сгустилась, обволокла меня своей непроглядной темнотой и тишиной. Не спалось. Я слышала тиканье будильника у Джонатана в гостиной, и даже, кажется, его дыхание, которое было спокойным и ровным… Настолько ровным, что я стала подозревать, что он вовсе не спит, а только прикидывается. О чем он думает? Ждет ли чего-то? От меня? От себя? От этой ночи?… Вспомнилось, как он мыл меня в ванной. Все его движения, его взгляд выдавали, что он прекрасно понимает, насколько эротично и провокационно это действо. Но снова вопрос: это была провокация мужчины, который делает некоторые, может быть даже хорошо рассчитанные шаги в деле моего соблазнения, или это была провокация гомосексуалиста, который прекрасно знает, что между нами ничего не будет и быть не может, но которому льстит собственная способность завести женщину?
У меня снова оказались сплошные вопросы, одни вопросы без ответов. Как странно повернулась моя судьба: в моей жизни, до сих пор немудреной и ясной, как детская книжка, наступил период, когда я завалена вопросами с ног до головы, и я сижу внутри этой кучи, боясь шелохнуться от страха… Кто я сама? Кто мои родители? Кто мне моя мама? Кто мне Джонатан? Кто мне Игорь, в конце концов? И где он?
Я представила, как приеду в Москву, остановлюсь у мамы, поеду на Динамо, открою своим ключом нашу дверь… Увижу ли я там чужую женщину, расположившуюся по-хозяйски в нашей квартире? Пахнет ли она на меня пустотой, как гостиничный номер, из которого съехали постояльцы? Но тогда где я буду искать Игоря и что думать о его отсутствии? Ведь если не женщина, то должна быть какая-то другая причина тому, что он не звонит, не ищет меня… А вдруг?…
Мне вдруг сделалось не по себе. До сих пор я не предполагала, что с Игорем могло что-то случиться. Если что-то и случилось — так это со мной! Это я пережила кошмар взрыва, боль ожогов, больницу, кому Шерил… Как-то на этом фоне представлялось, что с ним ничего не может произойти плохого. Но теперь, в этой кромешной бессонной ночи, взнервленная всеми событиями ушедшего дня, напряженная близостью подозрительно ровно дышащего Джонатана, я вдруг испугалась за Игоря. Более того, это было похоже на правду, потому что единственно это предположение объясняло, почему он мне не звонит ! Ему плохо, он заболел, он в больнице! Что же могло случиться? Сердце? У него со здоровьем никаких проблем не было… Попал в автокатастрофу?! Какой ужас, я всю свою жизнь, с самого детства боюсь машин, как чудовищ… Если он мне не звонит — так значит он не просто болен. Он не может мне позвонить! Он без сознания, как Шерил! Или… Господи, жив ли вообще? Ведь верно, только в этой ситуации он мне не может позвонить, и никто — ни врачи, ни милиция — не могут мне позвонить! Никто не знает, где меня искать — и не будут искать, ведь я ему не жена, я ему официально никто!
Немедленно, завтра же утром, я должна позвонить Василию Константиновичу!
Ноздри будоражил терпкий, горький запах кофе. Я проснулась. Следовательно, я спала… Что уже неплохо. Осталось открыть глаза.
Еще не рассвело. При свете ночника под абажуром я увидела на тумбочке возле кровати поднос с кофе, горячими круассанами и джемом. Рядом стоял Джонатан и улыбался, глядя на мое мучительное просыпание. Он был уже одет, выбрит и пах хорошим одеколоном.
— Вставай, соня, — сказал он, — нам пора в консульство ехать.
Ну да, мы с ним договорились ехать за визой с утра. И вдруг я резко села на кровати, отчего кофе заплескался в чашке.
— Ну не так уж срочно, — пошутил Джонатан, — ты можешь сначала спокойно выпить свой кофе. Ты хорошо спала?
— Джонатан, мне нужно срочно позвонить Василию Константиновичу!
— Это тот человек, для которого работает твой Игорь?
— Да. Я уверена, что с Игорем что-то случилось плохое! Поэтому он не звонит!
— Это одно из возможных объяснений, — кивнул Джонатан несколько сдержанно. Каждый раз, когда я упоминала Игоря или что-то, с ним связанное, его голос делался суховат. — Ты можешь позвонить от меня. Но стоит сначала позавтракать.
Ревнует? Значит, не такой уж он… Впрочем, на этот раз я не стала вдаваться в некоторое изменение его тона. До сих пор у меня было чувство, что Игорь предал меня, бросил на произвол судьбы — и Джонатан начал занимать в моем сердце место, покинутое Игорем. Но теперь, когда я поняла, что дело в другом — мне сразу стало не до Джонатана! Однако я взяла себя в руки.
— Хорошо, — послушно ответила я ему и потянулась за подносом. — Это очень мило с твоей стороны. Мне еще никогда не приносили завтрак в постель.
Мне был очень приятен жест Джонатана, но, сказать честно, идея кушать в постели немытой-нечасаной мне не очень понравилась.
— Ну что ты, мне это ничего не стоит, — легонько улыбнулся он. — Я пойду приготовлю свои документы. Ты не знаешь, какие нужны?
— Бери все, — посоветовала я ему.
Быстро покончив с завтраком — во мне все билось от нервного нетерпения, — я бросилась в ванную, привела себя в порядок и рванула к телефону. «Спасибо за разрешение позвонить!» — бросила я через плечо, набирая номер оргкомитета партии Василия Константиновича.
Долго, очень долго никто не подходил — я ждала. Наконец, какой-то мужской голос ответил. «Василия Константиновича, пожалуйста», — попросила я.
— Кто его спрашивает?
— Ольга Самарина.
Молчание.
— Алло, алло! Вы меня слышите? Он мне очень нужен, я звоню из Парижа, пожалуйста, позовите его.
— Подождите.
Трубка звякнула о стол, и сердце мое стукнуло о грудную клетку.
Я ждала довольно долго. Джонатан смотрел на меня, и я ему объяснила шепотом: «Сейчас позовут». Откуда-то из глубины помещения, которое я никогда не видела, до меня долетело: «… Самарина. — Тс-с, тише».