Тайна моего двойника
Шрифт:
И тело Шерил черной дугой сквозь огненные брызги.
И все.
ЧАСТЬ II
ПАРИЖ – ЛОНДОН
Глава 1
ПОЧТИ СОСТОЯВШЕЕСЯ УБИЙСТВО
Свет режет глаза.
Сразу всплывает: свет, ослепительный свет. Резанул по глазам и спустя мгновение по лицу, по коже, по всему телу. Свет состоял из пламени и осколков стекла… И из оглушительного, сотрясающего все
Потом всплывает: сквозь огненный вихрь – Шерил, подброшенная в воздух, вместе со стеклами и пламенем влетающая в подъезд…
Потом ужас: где Шерил? Что с ней?!
Потом страх: а что со мной?!
Холодея, прислушиваюсь к телу.
Тело отвечает: больно. Не очень понятно, где именно, – но понятно, что очень.
Очень больно.
Очень больно!!!
Паника.
Не могу понять, все ли на месте.
Кричу.
Никто не идет. Никто не идет. Никто не идет!
Но где-то же должен быть звонок?!
Повернула голову. Увидела. Дотянулась, нажала…
Ура! Я дотянулась – руками! Есть руки! В бинтах, но есть!
Спокойно, спокойно, надо взять себя в руки, тем более что они есть. Выясним теперь про ноги. Эй, ноги, вы где?
Пошевелила.
Шевелятся.
Нет, мне это не кажется, движение одеяла подтверждает, что под ним – мои ноги.
Что ж, уже лучше. Ничего не оторвалось. Голова тоже на месте, а то чем бы я думала о своих конечностях?
Вот только странно: ощущение такое, будто у меня ничего нет.
«Это потому, – догадываюсь я уцелевшей головой, – что все болит. И голова тоже болит. И лицо. И все какое-то стянутое…»
Я обожжена!
Боже мой, я обожжена, я изуродована!
Руки тянутся к лицу. На лице бинты.
А что под бинтами?.. Дайте мне зеркало! Немедленно к зеркалу, встать, идти, себя увидеть!
Что-то не пускает. В вене игла. Капельница.
«Господи, – падаю я на подушку, – за что?!»
Дверь впустила пожилую женщину в белом переднике.
– Вот как хорошо, ты проснулась… – улыбается мне она, – вот и прекрасно, сейчас будем кушать…
Я еще ничего не успела спросить про свои ожоги, как в мою палату снова вошел человек, на этот раз лысоватый полный мужчина в белом халате. Ласково глядя на меня, он присел на край моей кровати и начал выяснять, кто может заплатить за мое лечение.
Кто? А я откуда знаю кто? Я не знаю, что есть на моем счету во Франции. Я не знаю, сможет ли Игорь заплатить за мое лечение. Да-да, страховка у меня есть, но я не имею ни малейшего понятия, покрывает ли она несчастные случаи… А Шерил как же? Что с ней?!
Что с Шерил?!!
– А вы ей кто? Ах, подруга…
И тут я холодею. Раз они не заметили нашего сходства, значит… Лица наши разглядеть трудновато…
Ее?!
Мое?!
Оба?!!
– А родственники у нее есть, не знаете?
Есть, есть, в Америке, но что же с ней, скажите наконец!!! Почему родственники, неужели дело так худо?!.
– Ваша подруга в коме.
Жива. Значит, жива. Но в коме. Значит – пока жива. Цела?
– Она… она покалечена?
– Нет, к счастью. Но взрывная волна вызвала контузию головы и в данный момент…
– Она выживет?
– Мы на это надеемся.
Собаки. Никогда прямо не скажут.
– У нее нет серьезных повреждений, ожогов там или чего?..
– Ожоги имеются… Но это все вполне в пределах компетенции современной медицины, единственно, чего нам не хватает на данный момент, – это ее сознания. Залог успеха операции, понимаете ли, прежде всего в сознательном желании больного выздороветь…
– А я?
– Что вы, мадемуазель?
– Что со мной?!
– Все в порядке, вам не о чем беспокоиться. Небольшие ожоги и порезы…
Небольшие? Что он мне голову морочит, у меня все так болит, что я себя не чувствую!!!
– Мне больно… – сказала я жалобно и подумала о Шерил. Стыдно сказать, но я была рада, что не оказалась на ее месте.
– Через пару дней танцевать будете, – сказал, вставая, врач. – А пока вам укольчик обезболивающий сделаем. Вам принесут поесть, а потом – спать.
– Сначала зеркало, – сказала я. – Все остальное потом.
Зеркало размером с детскую книжку было вручено в мои забинтованные руки со словами: «Вы все равно ничего в нем не увидите, но расстраиваться не надо, через недельку повязочки снимем, вот тогда и посмотрите…»
Забинтованное чучело смотрело на меня круглыми глазами, торчал нос, совершенно целый и даже не поцарапанный, нижняя губа была порезана, и под бинты уходил краешек аккуратного шва. Глаза у чучела немедленно покраснели и наполнились слезами.
– И много у меня еще таких? – указала я на шов, шмыгнув уцелевшим носом.
– Немножечко совсем, – уклончиво сказал врач. – Еще парочка-троечка, не больше… Но все они пройдут бесследно, я вас заверяю, – вас оперировал сам доктор Шован!
– «Сам доктор Шован» – это значит хорошо?
– Еще как!
– А почему у меня тогда вся голова забинтована?
– У вас несколько небольших ожогов и множество мелких, совершенно незначительных порезов – осколки, знаете ли, как занозы, впились в кожу, – все это не оставит следа, но пока что повязки совершенно необходимы…