Тайна могильного креста
Шрифт:
— Это Дебора. Она помогла мне. Как ты там очутилась? — обратилась княжна к девушке.
— Князь взял с собой, — охотно пояснила та. — Посадил за перегородку, велел, чтоб не дышала. Я должна была прислуживать княжне, когда он уедет. Но как услышала ее крик, не знаю, что со мной случилось… Бог теперь меня накажет, — плаксиво закончила она.
— Нет, Дебора, за добрые дела Бог не наказывает. И я попрошу батюшку, чтобы он за тебя помолился, — успокоила ее княжна. — А князя не бойся. Приедем домой, напишу письмо тете и отправлю тебя в Киев.
— Ой, спасибо, княжна, век за тебя буду молиться!
— А ты кто будешь, мил человек? — обратилась Всеславна к дружиннику.
— Брачислав я, — смущаясь, ответил парень.
— А, знаю. Я тебе тоже благодарна за помощь.
— Малушу благодари. Она у меня все выпытала, заставила спасать… Как бы головы теперь не потерять — хозяин у меня строгий…
— Мы недалеко уехали, — вмешался кузнец. — Скачи назад, будто дорогу потерял, а сам ничего не знаешь. Они не догадаются.
Дружинник обрадованно кивнул головой и повернул коня.
Когда Еловат с девушками добрались до поляны, праздник подходил к концу.
— Омоемся, дети мои! — торжественно провозгласил Волх.
Многие раздевались, некоторые бросались в реку прямо в одежде. Только группа девчат отделилась от остальных и уходила вверх по реке за кусты.
— Прокуда, — вихрастый паренек подтолкнул своего друга, высокого худого подростка, — вишь, девки куда бегут? Разденутся сейчас, купаться будут. Побежали глянем. Только смотри, чтоб не увидели нас, пригнись, верста!
Девчата, побросав платья, с визгом кидались в воду.
Накупавшись, горожане медленно расходились. И вскоре только остатки кострищ да примятая трава напоминали о прошедшем празднике. Город заснул безмятежно и крепко.
Глава 6
Для свежих восточных ветров Рязань — город первый. Хоть крепки его стены, да боязно стало и за ними. Все оттого, что люди пришлые объявились под боком, взяли город Великий в свою руку, и соседям болгарам пришлось бежать с родимых мест. Пришлый люд дальше пока не лезет. Но какие у него мысли — один Бог ведает. Поэтому далеко от Рязани велением князя установили дозор. А то случится что и, ворота закрыть не успеешь.
Под утро пришла очередь дежурить вою Долбне. Он спал на боку, подтянув колени к подбородку и спрятав между ними ладони. Отдежуривший долго толкал его в бок, чтобы разбудить.
— Очередь подошла, давай сторожи, — сменщик начал поудобнее устраиваться ко сну.
Долбня ничего не ответил, набросил свой кожух на плечи и стал ходить по кругу около спящих, старательно вглядываясь в темную мглу поля. Все было спокойно. Юноша устал ходить, присел, опершись спиной на опору одной из вышек. Долго таращил глаза, пока веки, налившись тяжестью, не сомкнулись. Проснулся, когда ночная темень почти рассеялась. Долбня боязливо взглянул на своих, сплюнул и вскочил, стараясь разогнать остатки сна. И замер. Совсем рядом, не торопясь, ехали четыре всадника, погоняя перед собой небольшое овечье стадо.
— Иван, смотри, кто это? — Долбня толкнул напарника в бок.
Тот приподнял голову, покрутил ей по сторонам и безразлично махнул рукой:
— Не узнал, что ли? Половцы это, по шапкам видать — вишь, какие островерхие. Баранов на базар гоняют. Ты что, со страху будить меня начал? Храбрец… Может, воевать их будем?
— Пусть базарят, — успокоился Долбня.
— То-то! Сон перебил, — последние слова Иван произнес, засыпая.
Всадники неторопливо удалялись, оставляя за собой пыльный хвост. Долбня перевел взгляд на восток, откуда они появились. Горизонт светлел чистой полосой. Лучи восходящего солнца зажигали на траве росинки — словно кто-то рассыпал по полю бисер. Вой сел на старое место. Поплыли его мысли домой, на базарную площадь, где сегодня с утра должен состояться очередной торг…
И знатные же в Рязани базары! Народу — взглядом не окинешь. Еще накануне из близлежащих деревень повалил люд в город. Гонят, несут, везут, катят — и коров, и овец, и гусей, и утей, и разную прочую живность. На возах бочки с брагой да медком. Вот купчины едут — сундуки под ними кованые, расписные. А в сундуках всячины заморской полным-полно: атласы персидские, поволоки греческие, убрусы [9] разноцветные. А ковры — глаз не оторвать! Здесь же и корзны, и луды [10] разные, на любой вкус. Сапоги, мехом подбитые и мягкие, особой выделки. В укромных местах припрятаны аквамарины и аметисты, а бисера — море! Найдется и алабандин, только гривны готовь.
9
Убрус — головной платок.
10
Луда — род верхней одежды в виде плаща с узорами.
Вот показались и четверо путников, из-за которых Долбня поднял переполох. Никто не обращал внимания на их поношенные кипчакские одежды и низкорослых лошадок. Овцы, которых они гнали перед собой, все норовили сорвать что-нибудь у дороги. Худющие, нестриженые, шерсть забита репейником — кто их брать будет? Видать, очень уж бедные люди, коли гонят на продажу такой плохой товар. Да они и сами, похоже, это понимают. Уж больно нерешительно входят в город, долго топчутся в воротах, удерживая разбегающийся скот. Первым ехал толстый, как бочонок, старик, у которого видны только маленькие бегающие глазки. Его спутники, молодые здоровые парни, мешкали, пока он не кивнул. Въехали боязливо, зорко оглядываясь по сторонам. Смешавшись с толпой, вскоре скрылись на одной из улиц, бросив на произвол судьбы своих тощих овец. Да кто на них позарится?
Болгарин Аскар тоже полюбил эти базары урусов. С тех пор, как пришлось ему бежать из родного града Великого, захваченного дикими племенами, и найти приют здесь, он редко бывал сытым. Никто не брал на работу: своих рук было хоть отбавляй. Деньги давно кончились. Помогали сородичи, пристроившиеся при княжеском дворе, перебивался случайными услугами. Базары были самым удобным местом. В базарные дни болгарин вставал рано, приходил одним из первых и высматривал, кому что помочь.
Вот гончар прикатил целый воз своих изделий. Аскар тут как тут. Одарив хозяина подкупающей улыбкой, бережно снимал крынку за крынкой, горшок за горшком. Ставил не абы как, а со вкусом, с хитрецой. Наиболее красивые изделия — наперед. Чуть коряв бок — прятал вовнутрь, подальше от покупателей. Хозяин сначала удивленно, а потом одобрительно взирал на добровольного помощника. А когда тот на ломаном языке вел торговлю, совсем сердце гончара оттаивало. Умел болгарин вести дело. В награду — грош.
Вот какой-то купчина сгружает свое добро. Полны бочки браги, сундуки — товаров. Хоть и рад купчина помощи, да не рад расплате. Употеешь у него что надо, а платить — подумает. Ладно, если нальет доброй браги кружку, а то только поклоном отделается. Познал Аскар нехитрую истину: чем богаче, тем жаднее. Редко прибегал к таким, все больше держался простолюдинов, готовых отдать последнюю рубашку, если кто по душе придется.
Старая квашня Фекла, обливаясь потом, тащит две шайки густого, как осенний мед, варенца. Добрый у нее товар. Своим умением по этой части славится она на всю округу. Аскар подскакивает, легко подхватив ношу, несет ее так быстро, что хозяйка еле за ним поспевает, переваливаясь, как утка, на своих толстых коротких ножках. В награду — хороший жбан прохладного, с пенкой, варенца. Пьешь, и душа радуется. Так и проходит в труде да еде этот день.