Тайна могильного креста
Шрифт:
Когда тот вошел, Фридрих как раз закончил что-то писать и помахал листком в воздухе для просушки.
— Могу вас порадовать, — начал он торжествующе, — только что получил известие: татары отошли от Новгорода и ушли в степи. Опасность, конечно, отнюдь не уменьшилась. Не исключено, что эти исчадия ада решили подкопить силы. Что у них на уме — сказать трудно. Но мне не дает покоя мысль: почему они ушли? После столь победоносного шествия, когда ни одно княжество не могло оказать им достойного сопротивления, на их пути встретился город, как мне представляется, наполненный золотом, а монголы отказались от штурма! Понимаете, барон, — ушли, даже не изведав новгородской стойкости.
Барон не ответил, только неопределенно пожал плечами.
— Полагаю, — император не стал дожидаться его мнения, — это маневр. Чем он вызван, не могу придумать…
— Комарами! — вдруг выпалил барон. И пояснил в ответ на удивленный взгляд Фридриха: — Там сейчас полно этой твари.
— А что, великолепная мысль! Там ведь много болот, и они непроходимы… Вот почему они ушли! И нам было бы преступно не воспользоваться этой паузой. Думаю, надо призвать всех готовиться к решительному отпору монгольским притязателям. Вот послушайте, барон, мое воззвание.
Император подошел ближе к окну и начал читать:
— «Над Европой нависла смертельная опасность, и время пробудиться ото сна, открыть глаза духовные», — он поднял вверх указательный палец, — это я обращаюсь к Его Святейшеству, хочу, чтобы он понял наконец, что не время сейчас сводить счеты, когда на пороге беда, не все государи прониклись сейчас пониманием ответственности момента для истории народов Европы». — Император ненадолго задумался, потом продолжил: — «Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит всему христианству. Уже давно не слышали о нем и считали опасность далекой, потому что между ними и нами находилось столько храбрых народностей и князей. Но теперь, когда одни из них погибли, а другие обращены в рабство, пришла наша очередь встать против свирепого неприятеля!» Ну как, барон? — дочитав, спросил он.
— Великолепно, Ваша светлость!
Император остался доволен.
— Велю немедленно отправлять, — радостно сказал он и позвонил в колокольчик. Серебряный звон наполнил большое светлое помещение.
Одним из первых получил послание императора герцог Нижней Силезии Генрих. Шел бал. Герцог танцевал с молодой графиней, когда запыхавшийся курьер подал послание императора. Герцог, не отпуская тонкую талию юной красавицы и ловко обходя танцующих, прошел в соседнюю комнату. Сгоравшая от любопытства графиня внимательно следила, как он распечатывает послание. Прочитав его, Генрих чертыхнулся и бросил послание на стол.
— Что там? — графиня ласково погладила его по плечу.
— Да пустяки. Нашему императору в каждом нечестивце видится угроза для христианства, — насмешливо ответил герцог. И они вновь растворились в толпе танцующих.
Последние дни князь Всеволод нигде не показывался, ссылаясь на нездоровье: во время очередного боя шальная татарская стрела вонзилась ему в плечо. Дальность полета поглощала убойную силу стрел, и остальные сражающиеся не обращали на подобные раны внимания. Однако князю нужен был предлог, чтобы отсиживаться дома. Он, пойдя на обман, не сдал продовольствие в общее пользование и жил со своими людьми, не испытывая нужды.
Узнав от вездесущего тиуна, что воевода отправил Аскольда гонцом в Чернигов, Всеволод крепко призадумался. Если он, как и предшественники, попадет в руки татарам, это будет прекрасная возможность избавиться от соперника… Но Аскольд умен и ловок, и на судьбу надеяться нечего. Необходимо действовать…
— Изосим! — кликнул он тиуна и, дождавшись, пока тот подойдет поближе, зашептал ему на ухо, едва не касаясь лица: — Отправляйся к хану.
— Куда? — тщедушный человечек присел от неожиданности.
— К хану, — повторил Всеволод. — Не бойся, — успокоил он, заметив, что слуга в страхе затрясся, — он таких не трогает. Ты скажешь ему… что воевода послал в Чернигов очередного гонца. Ждут подмоги. Пусть схватят посланца.
Тиун попытался было возразить, но князь зарычал:
— Прочь с глаз моих, или велю…
Перепуганный тиун покорно отправился выполнять приказ.
К хану Изосима не допустили. Но переводчик сразу же провел его к Субудаю. Он принимал гостя прямо в постели, только набросил толстый чапан на дряблые старческие плечи.
Тиун, понимая, что попал к важному лицу, хотел было повалиться в ноги, но воины, крепко державшие его под руки, не позволили. Сердце Изосима билось, как у загнанной лошади, перед глазами все плыло. Воинам пришлось встряхнуть его, чтобы привести в чувство.
— Я тиун князя Всеволода, вели развязать, — пролепетал он, плохо осознавая, что говорит.
Субудай кивнул. Руки тиуна освободили.
— Говори, зачем пожаловал?
— Князь хочет предупредить вас, что воевода послал своего сына в Чернигов.
— Когда? — Субудай не спускал с тиуна взгляда.
— Несколько дней назад. Точно мне не ведомо, это держится в тайне, — Изосим виновато опустил голову.
— Голодно в городе?
— Голодно…
Старик удовлетворенно крякнул, пожевал по привычке толстые губы.
— Каким путем ушел посланец?
Тиун смешался. Приподняв плечи, выдавил скрипуче:
— Не знаю… — И, сказав это, испугался еще сильнее. Помедлив, добавил: — Мог уйти и водой. Плавает, как утка.
Полководец кивнул, словно отвечая собственным мыслям, а вслух спросил:
— Ну что ж, весть очень важна.
Он кряхтя потянулся к шкатулке, стоявшей на полу у изголовья. Толмач успел перехватить неторопливое движение хозяина и услужливо подал ему шкатулку. Тот выбрал две жемчужины.
— Отдашь князю, — подал он ту, что покрупнее. — А это тебе.
Тиун повалился в ноги щедрого властелина.
— Передавай князю: если сумеет открыть ворота, получит гораздо больше. Ступай.
Через несколько минут после того, как увели тиуна, конский топот разбудил охваченный сном лагерь. Вскоре множество отрядов уже рыскали по всем дорогам, ведущим в стольный град.