Тайна монеты Каракаллы
Шрифт:
— А показать можешь? Я монеты собираю, у меня уже приличная коллекция. Покажи!
Кошмарик попал в затруднительное положение.
— Это ты сам собираешь или… твой папка? — решил спросить он, надеясь на то, что отец мальчишки может оказаться тем самым, нужным ему человеком.
— У меня нет отца, — ответил мальчик. — У меня только мама, ей нравится, что я увлечен нумизматикой. Ну, показывай.
— Знаешь, дорогая ведь монета, древняя, потому и дорогая… — произнес Кошмарик, зачем-то оглядываясь, точно готовясь к отступлению.
— Ну сколько, сколько она стоит?! — каким-то нетерпеливым, капризным тоном спросил мальчик. — У моей мамы есть деньги, она заплатит, только ты вначале монету покажи. Может, она фуфловая какая-нибудь, ничего не стоит. Много же всяких подделок.
Кошмарик понял, что спасти его может только обида на грубияна.
— Фуфловая? — завопил он. — Да ты сам фуфловый! Серебряная монета, самая крутая, а стоит — тысячу баксов! Понял? Еще раз мою монету обругаешь, по мозгам схлопочешь!
Мальчишка так и отскочил от Кошмарика. С удивленно-испуганным лицом, стоя на расстоянии метров пять от Леньки, он закричал:
— Ты чего, двинутый, что ли? Я у тебя монету по объявлению пришел покупать, а ты грозишь? Тысячу баксов! Да кому твое фуфло нужно за тысячу?! Строит из себя крутого, а у самого и нет ничего! Голяк!
Кошмарик кинулся было к мальчишке, но тот припустил вдоль по улочке так шустро, что Ленька, взволнованный и обиженный, только послал ему вслед несколько сильных выражений и пошел назад к дому. Забравшись в гамак, он закрыл лицо концом бандана, будто ему мешало солнце. Володя, читавший книгу, усмехнулся про себя — он слышал, как кричал мальчик-покупатель, а поэтому четко вообразил весь разговор. Ему было жаль другана.
Кошмарик лежал в гамаке час, два. Тело его уже онемело, веревки сетки больно врезались в бока, но уйти домой он не мог. Когда время близилось к обеду, калитка скрипнула, послышалось шарканье чьих-то ног, раздалось старческое покашливание, и он сквозь дрему услышал:
— А кто, скажите на милость, молодые люди, здесь будет обладателем славного царского имени Леонид?
Володя показал рукой на лежащего Леньку, который успел заснуть, но голос вошедшего во двор старичка его разбудил, и теперь он, зевая, спускал на землю ноги.
| — Ну, я Леонид, — уставился он на пришельца, какого-то старорежимного, в белом костюме и в шляпе, — таких друзья видели только в ретро-фильмах. — А почему это мое имя царское? — не мог не спросить польщенный Кошмарик.
Старичок, опираясь на трость, просеменил к скамейке, врытой в землю рядом со столом, и с приятнейшей улыбкой заговорил:
— Молодой человек, неужели вы забыли историю? Не помните битву у Фермопильского прохода? Ведь тогда спартанский царь Леонид с тремя сотнями воинов дрался против полчищ персидского царя. Там полегли все спартанцы! Знаете, что было начертано на камне, положенном на месте битвы?
Кошмарик ничего не слышал не только о каком-то камне, но и о своем древнем тезке. Главным же было то, что в этом старозаветном деде никак нельзя было признать душителя. Руки любителя истории и звучных имен так и тряслись — куда уж такими руками хватать людей за горло? И раздраженный Кошмарик невежливо спросил:
— Что там написали на камне, я не знаю, но мне вот что интересно: вы зачем сюда пришли?
— Как же? — вдруг нахохлился старичок. — Я прочел объявление о продаже монеты. Я никогда не видел римских монет пятого столетия до новой эры, вот и пришел взглянуть. Покажите мне вашу монету, сударь. Ведь это вы повесили уведомление о продаже?
— Ну я, — почти грубо ответил Кошмарик, — но только вы что думаете, у меня здесь музей? Я не показываю монеты — я их только продаю.
— Хорошо! — еще больше нахохлился дед, став похожим на драчливого петушка. — Вы вначале покажите, а я потом уж буду решать: купить мне ее у вас или нет.
— Монета очень дорого стоит. Она вам не по карману! — зазвенел металлом голос Кошмарика.
— А вам откуда знать о толщине и глубине моего кармана? — выпрямился на скамейке старик и даже стукнул своей тростью о землю.
Кошмарик, и сам не любивший, когда сомневались в его покупательских способностях, на сей раз решил идти до конца.
— От вас за сто километров пахнет бедностью, дедуля! Куда вам купить монету за тысячу долларов?
— Да я вам полторы тысячи дам, если сочту, что ваш товар меня устраивает! А что до бедности, то мне сдается, что этим пороком страдаете вы, раз решили расстаться с реликвией! Так вы покажете мне монету?
— Нет, не покажу! — отрезал Кошмарик. — Во-первых, вы тут сидите и стебаетесь надо мной! Во-вторых… во-вторых, продал я уже монету, вот так!
Старичок широко раскрыл от удивления глаза:
— Как вы сказали? Сте… стеба… Я даже не решусь повторить вслух это гадкое слово. Вы в каком обществе вращаетесь, юноша? Вам ли вообще держать в руках старинные монеты? Вы — грубый, теперешний хам, каких, к сожалению, пруд в наше время пруди! Я сожалею, что потерял так много драгоценного времени! Сейчас же пойду на станцию и сорву объявление, которое уведомляет граждан лишь о том, что в нашем историческом, овеянном славой месте живет хам с именем, на которое он в силу своей полной невоспитанности не имеет никакого права!
Старичок тяжело поднялся, опираясь на трость, и, выражая спиной полное негодование и презрение к хаму, медленно зашагал к калитке.
Володя едва сдержался, чтобы не засмеяться. Нет, не над старичком. Он-то как раз ему пришелся по душе. Весело было смотреть на Кошмарика, задумавшего какое-то мероприятие с апломбом, с размахом, а получившего в результате одни лишь щелчки.
— Ну что, шеф? — подмигнул ему Володя. — Ты еще не исчерпал запас своего красноречия? Что скажешь другим, если они захотят посмотреть на твою древнеримскую монету?