Тайна Моря
Шрифт:
Казалось, живой на всем свете была только Гормала, которая следила за мной из-под опущенных век, не дыша, с непреклонной и нескончаемой строгостью.
Тут словно остановилось само мое сердце, слившись с угрюмым молчанием затаившихся стихий мира. Я не испугался — даже не изумился. Все настолько отвечало господствующему требованию мгновения, что я не почувствовал ни толики удивления.
По крутой тропинке поднималась безмолвная процессия призрачных фигур со столь туманными очертаниями, что за этими серо-зелеными фантомами проглядывали скалы и лунное море и даже бархатная чернота скальных теней не теряла своей глубины. И все же фигуры виделись так четко, что можно было разобрать каждую черточку лица, каждый предмет одежды или снаряжения. Сам блеск их глаз в той мрачной пелене призрачной серости напоминал лучистые блики фосфорного
Эти мгновения, пока они шли — и много, много их было в той веренице пугающей длины, — преподали мне урок о масштабе человеческой истории. Сперва шли облаченные в шкуры дикари с косматыми и спутанными волосами; затем — другие, в грубых и примитивных одеяниях. И далее в историческом порядке мужчины и — да, тут и там — женщины, из разных краев, в платьях всевозможного покроя и материалов. Рыжие викинги и черноволосые кельты с финикийцами, светловолосые саксы и смуглые мавры в колышущихся балахонах. Поначалу этих фигур варваров было не так уж много; но по мере движения печальной процессии я видел, что каждый новый год нес свою растущую летопись утрат и бедствий, обильнее и проворнее пополнял угрюмый урожай моря. Прошло уже огромное число фантомов, прежде чем мое внимание вдруг привлек один большой отряд. Все как на подбор были смуглы и гордо держались в кирасах и кольчуге либо в форме военных моряков. Испанцы, понял я по их платьям; причем испанцы, бывшие здесь три века назад. На миг сердце екнуло: то были воины Великой армады, поднявшиеся с какого-то затонувшего галеона или паташа, чтобы вновь повидать проблеск луны. Вида они были благородного, с крупными орлиными чертами лица и надменными взглядами. Проходя мимо, один оглянулся на меня. Когда его глаза вспыхнули, я увидел в них чувство, ибо они были полны жизни, переживания, ненависти и страха.
До сих пор я чувствовал потрясение, благоговение перед равнодушием скользящих мимо призраков. Они смотрели в никуда, лишь шли своей дорогой спокойным, неслышным, размеренным шагом. Но когда этот испанец оглянулся, меня пробрало до самого нутра от взгляда из мира духов.
Но миновал и он. Я стоял в начале петляющей тропинки, все еще держа на плечах мертвеца и глядя с упавшим сердцем на несчастных жертв Круденских Скейрс. Я заметил, что теперь большинство составляли моряки, хоть тут и там встречались береговые работники и изредка — женщины. Рыбаков много было, и все без исключения — в высоких сапогах. Так я сколько мог терпеливо ждал конца.
Наконец показался крупный тусклый силуэт с обвисшими руками. Кровь из раны на челе стекла на его золотую бороду, золотые глаза смотрели прочь. С содроганием я понял, что это призрак того, чье тело, уже остывающее, лежит на моих плечах; и теперь знал безо всяких сомнений, что Лохлейн Маклауд мертв. С облегчением я видел, что он даже не взглянул на меня; хотя, когда я последовал за процессией, шел рядом, останавливаясь и снова трогаясь с места одновременно со мною.
Тишина смерти опустилась на деревушку Уиннифолд. Там не было ни единого признака жизни; ни один пес не гавкнул, пока угрюмая процессия шествовала по крутой дороге или переходила бегущий ручей, направляясь по тропинке к Крудену. Гормала по-прежнему пристально наблюдала за мной; и, пока одна минута сменяла другую, я наконец вернулся к реальному окружению, поскольку видел по ее лицу, что она пытается угадать по моему, что я вижу. Вот она забормотала догадки горячим шепотом, видимо надеясь что-нибудь понять по моему согласию или отрицанию. Ее живой голос рассек призрачное молчание подобно грубому пению коростеля; рассек ночную тишь зазубренным лезвием.
Возможно, это и к лучшему: оглядываясь на тот страшный опыт, я знаю, что никому не передать, что переживает разум, когда идешь один в окружении Мертвых. О том, как нервы во мне натянулись, свидетельствует уж то, что я не чувствовал тяжкого груза на плечах. Я от природы одарен большой силой, а спортивная подготовка времен юности немало ее развила. Но вес и обычного человека нелегко удерживать даже недолгое время, а я нес подлинного великана.
Путь через перешеек мыса, на конце которого и находится Скейрс, плоский, тут и там попадаются глубокие расщелины — как миниатюрные овраги, где во время
По ее словам стало ясно, что она о чем-то догадывалась:
— Так их великое множество; его глаза окинули их вширь!
Я вздрогнул, и она поняла, что не ошиблась. И словно всего одна догадка сказала ей все, что только можно знать; она, очевидно, что-то понимала о мире духов, хоть и не могла видеть все его тайны.
Следующие ее слова просветили меня:
— Это духи людей; они идут по тропинке, протоптанной людьми!
И в самом деле. Процессия не парила над полем или песком, а мучительно верно следовала зигзагу утеса и каменистой тропинке мимо валунов. Когда первые из них ступили на песок, то двинулись вдоль гряды тем же путем, которым каждый воскресный вечер возвращались к своим лодкам в Питерхеде рыбаки Уиннифолда и Коллистона.
Поход по пескам был долгим и изнуряющим. Хоть я часто бывал здесь в дождь или шторм, когда ветер сбивал меня с ног, а песок с покрытых травой дюн едва не резал щеки и уши, никогда я не чувствовал, чтобы эта тропинка была такой долгой или тяжелой. Я не заметил этого сразу, но теперь начинал сказываться груз мертвеца. На другой стороне залива я видел редкие огни деревни Порт-Эрролл, сколько в этот час ночи можно было разглядеть; а далеко над водой поднимался холодный серый свет, что есть скорее первый признак окончания ночи, чем наступления утра.
Когда мы вышли к Хоуклоу, голова процессии свернула через дюны в сторону суши. Гормала, следя за моими глазами, это увидела, и в ней произошла удивительная перемена. На миг ее словно громом поразило, и она вросла в землю.
Затем изумленно всплеснула руками и произнесла почтительным шепотом:
— Священный колодец! Они идут к Колодцу святого Олафа! Потоп Ламмаса сослужит им добрую службу.
Поддавшись инстинкту любопытства, я поспешил опередить процессию. На ухабистой тропинке среди дюн я почувствовал, что бремя давит на плечи все тяжелее и тяжелее, а ноги волочатся, словно в кошмаре. На ходу я машинально оглянулся и увидел, что тень Лохлейна Маклауда уже не догоняет меня, а осталась на своем месте в процессии. Гормала не спускала с меня своего дурного глаза, но дьявольской смекалкой разгадала, почему я обернулся. Она шла рядом — не со мной в шаг, а прежней походкой, словно ей нравилось или хотелось оставаться противовесом тени мертвеца, исполнять какое-то свое назначение.
Я спешил, а тени вокруг меня всё тускнели и тускнели; наконец я не мог разглядеть ничего, кроме марева или дымки. У Колодца святого Олафа — не более чем пруда у подножия высокогорья, поднимавшегося от Хоуклоу, — призрачный туман уходил в воду. Я с трудом остановился рядом: вес на плечах уже был невыносим. Я едва стоял на ногах, но решительно настроился выдержать, сколько смогу, и досмотреть, что случится дальше. А мертвец остывал с каждой секундой! Я не знал, то ли причиной было развеивание теней, то ли отдаление от духа Маклауда; возможно, и то и другое, потому что, как только немая печальная процессия нагнала меня, я разглядел их лучше. А когда привидение испанца обернулось и взглянуло на меня, я вновь словно увидел живые глаза живого человека. Затем — томительное ожидание, пока остальные миновали меня и в пугающей тишине погружались на дно колодца. Вес на плечах давил все сильней. Наконец я не выдержал и, согнувшись, дал телу соскользнуть на землю, придерживая лишь за руки, чтобы смягчить падение. Гормала же стояла напротив и, увидев, что я сделал, подскочила ко мне с громким возгласом. На один тусклый миг призрак застыл над своей бренной оболочкой; а затем видение пропало.
В это мгновение, когда Гормала уже была готова коснуться мертвеца, раздалось громкое шипение и шум воды. Пруд взорвался высоким фонтаном, разбрызгивая далеко вокруг воду и песок. Я отпрянул; Гормала последовала моему примеру.
Затем вода унялась, и, когда я оглянулся, труп Лохлейна Маклауда уже пропал. Его проглотил Священный колодец.
Одоленный физической усталостью и странным ужасом перед увиденным, я пал на сырой песок. Все закружилось перед глазами… И дальше я ничего не помню.