Тайна Моря

Перевод выполнен по изданию: Bram Stoker. The Mystery of the Sea. London: William Heinemann, 1902.

Я только-только прибыл в Круден-Бей с ежегодным визитом. После позднего завтрака сидел на низкой ограде, продолжавшей перила моста над рекой Уотер-оф-Круден. Через дорогу напротив, в единственной рощице в округе, стояла высокая сухощавая старуха и не сводила с меня пристального взгляда. Мимо прошли мужчина и две женщины. Невольно мой взор последовал за ними, поскольку, когда они меня миновали, мне почудилось, будто женщины приотстали, а мужчина идет перед женщинами и несет на плече черный ящик — гроб. Я содрогнулся от этой мысли, но уже мгновение спустя вновь увидел их идущими рядом, как и шли. Старуха же теперь сверлила меня пылающими глазами.

Затем она перешла дорогу и сказала без преамбулы:

— Что ты такого увидал, что сидишь как громом пораженный?

Мне не хотелось говорить, и я промолчал. Она не спускала с меня больших глаз, словно видела насквозь.

Я почувствовал, что краснею, и тогда она заявила — как будто бы самой себе:

— Так и думала! Даже я не увидала того же, что он.

— О чем это вы? — поинтересовался я.

Ответила она туманно:

— Погоди! Быть может, и сам узнаешь назавтра еще до этого часа!

Ее ответ меня заинтриговал, и я выпытывал больше, но она упиралась, а затем и вовсе двинулась прочь величественной походкой, что так шла ее сухощавому виду.

После ужина, когда я отдыхал перед гостиницей, в деревне поднялся переполох, засуетились с опечаленным видом люди. Расспросив их, я узнал, что в небольшой гавани неподалеку утонул ребенок. Мимо меня пробежали как безумные те самые мужчина и женщина, которых я видел раньше на мосту.

Прохожий поглядел с сочувствием им вслед и произнес:

— Несчастные. Печальное их ждет этим вечером возвращение домой.

— Кто они? — спросил я.

Человек почтительно снял кепку:

— Отец и мать утонувшего ребенка!

Тут я резко оглянулся, словно меня окликнули.

Издали на меня смотрела с победоносным видом сухощавая старуха.

Изогнутый берег Круден-Бей в Абердиншире окружен запустелыми песчаными дюнами, где в низинах лежат зеленым ковром трава, мох и дикие фиалки вместе с прелестной «травой Парнаса» [1] . Сами дюны скрепляются полевицей и вечно переползают, когда ветер носит их мелкий песок. Дальше за ними сплошь зелень — от лугов на южном краю залива до высокогорий, уходящих далеко-далеко, к самой синей дымке гор у Бремора. Наиболее высокая точка сбегающей к морю земли выглядит как миниатюрный пригорок, известный под именем Хоуклоу; строго на юг от него земля отвесно поднимается над морем, а потом полого опускается в сторону суши.

Круденские пески широки и прочны, и морские приливы забираются на немалое расстояние. В бурю весь залив превращается в мешанину мятущихся волн и пены, в любой миг грозящих сорвать переметы, растянутые тут и там. Немало судов сгинуло на этих широких берегах, и рев моря на отмелях и ужас, что он вселяет, издавна отправляли экипаж в винную кладовую, а тела тех, кого выносило на берег впоследствии, — на церковное кладбище на холме.

Если вообразить себе залив Круден-Бей в виде пасти, где песчаные дюны — это мягкое нёбо, а зеленый Хоуклоу — язык, то скалы на его краях будут зубами. К северу криво и ломано высятся скалы из красного гранита. К югу, в полутора милях [2] по прямой, Природа разыгралась не на шутку. Здесь, где выдается небольшой мыс под названием Уиннифолд, встречаются две главные геологические приметы Абердинского побережья. Северный красный сиенит смыкается с южным черным гнейсом. Когда-то давно сей союз был бурным: всюду видны следы катаклизма,

наверняка сотрясшего землю до самого центра. Повсюду нагромождены огромные массы той или иной породы во всех мыслимых видах, порой слившись или спрессовавшись вместе так, что уж не понять, где кончается гнейс и начинается сиенит; но, вообще говоря, неровный раздел между ними существует. Эта граница бежит на восток к морю и полностью проявляется на мысу. Еще на полмили от него, если не больше, рифы торчат из моря, поодиночке или зазубренными скоплениями, а кончаются они опасной группой под названием Скейрс [3] , что за века принесла немало разрушений и катастроф. Храни море мертвых там, где они утонули, — и дно у Скейрс белело бы от их костей, а на обломках кораблей выросли бы новые острова. Временами здесь можно наблюдать океан в самом его свирепом настроении: когда буря идет с юго-востока, вода кипит средь грубых камней, захлестывая пеной сушу. Скалы, которые в пору поспокойнее темнеют над солеными пучинами, вовсе теряются из виду под натиском великих волн. Чайки, что обычно их убеляют, тогда носятся с криками, и разрозненные вопли сливаются с ревом моря и ветра в неумолчную ноту.

Деревня, приютившаяся возле устья Уотер-оф-Круден на северной стороне залива, довольно неказиста: пара рядов рыбацких домиков и две-три сушильни под красной черепицей, зарывшиеся в песчаные наносы за жильем. Что до окрестностей, как я их сам увидел впервые, — там были небольшой форпост под высоким флагштоком на северном утесе, разбросанные по суше фермы да одна маленькая гостиница на западном берегу Уотер-оф-Круден, за полосой ив, защищающих ее низинный сад, всегда полный фруктов и цветов.

От самой южной точки Круден-Бей до деревни Уиннифолд — каких-то несколько сотен ярдов; сперва — крутой подъем на скалу, потом — ровная дорога вдоль тонкого ручейка. По левую сторону от тропы, когда идешь в Уиннифолд, земля забирается крутым склоном, а потом снова разглаживается, образуя широкий и низкий холм площадью акров восемнадцать — двадцать. На этой южной стороне отвесная черная скала уходит в воды небольшого залива деревни Уиннифолд, посреди которого находится живописный каменный остров, взмывающий из воды со своей северной стороны, как свойственно гнейсу и граниту в этих краях. Но на восток и на север — только неровные заливы или бухты, и потому самые дальние окончания суши тянутся как пальцы. На их кончиках — рифы из рухнувших скал, тонущих в глубинах, и их существование можно заподозрить лишь в непогоду, когда силы подводного течения поднимают бурные завихрения или крутящиеся массы пены. По большей части бухты эти изогнутые и зеленые — там, где осыпающаяся земля или ползучий песок скрывают поверхность скал и дают опору для трав и клевера. Когда-то здесь были большие пещеры, ныне рухнувшие, или занесенные песком, или заваленные землей, которую принесла вода во время затяжных ливней. В одной из этих бухт — Широкой гавани, выходящей прямиком на Скейрс, — стоит одинокий каменный столб, что зовется Puir mon [4] , «Нищий», в чьем основании время и погода проделали туннель, где можно было пройти посуху.

В скалах, сбегающих к морю со стороны этих бухт, тут и там встречаются естественные каналы с такими ровными берегами, словно их проделало рыбацкое население Уиннифолда для добычи камня.

Стоило мне только увидеть эти места, как я влюбился. Будь это возможно, я бы провел здесь все лето в собственном доме, но отсутствие жилья лишало меня такого выбора. И я поселился в небольшой гостинице «Килмарнок Армс».

На следующий год я вернулся — а затем еще и еще. А потом взял в бессрочную аренду участок в Уиннифолде, чтобы построить домик с видами на Скейрс. Потому мне то и дело приходилось наезжать в Уиннифолд, а дом постоянно занимал мои мысли.

Доселе моя жизнь была непримечательна. В школе, несмотря на тайные амбиции, я не отличался успеваемостью. В колледже мне повезло больше: благодаря дюжему сложению и атлетичности я сумел преодолеть врожденную застенчивость. И так в двадцать восемь лет обнаружил, что номинально считаюсь барристером, безо всякого знания о практике права и немногим больше — о теории, а также с должностью в «Дьявольском» — так непочтительно звался наш добровольческий полк «Иннс оф Корт» [5] . У меня было немного родных, зато приятное, пусть и не самое большое состояние; и я успел поездить по свету на дилетантский манер.