Тайна наложницы
Шрифт:
О, конечно, далеко не каждый из первых советников дивана или визирей страны понимал, отчего именно юному принцу, столь неопытному, зачастую даже не ведающему, сколь изощренно должен править халиф, следовало передать власть, сие подлинное сокровище, желанное сотням прихлебателей, каких всегда немало в окружении любого правителя.
Сейчас же, возвращаясь к отцу и матушке, Гарун преотлично знал ответ на этот вопрос. Только наследнику, названному таковым, пусть и совсем еще молодому, но уже привыкшему к мысли об ответственности, которая ляжет на его, властителя, плечи, и понимающему, что именно с титулом зачастую приходит осторожность и потребность тщательно
Более того, Гарун уже внутренне готовился к церемонии. Ибо сколько бы до нее ни осталось времени, все равно этот миг, когда он назовет себя халифом, наступит более чем скоро.
Отряд втянулся в распахнутые городские ворота. Впереди были узкие окраинные улочки столицы, где двум всадникам не разойтись. И потому отряд замешкался на площади возле сборщиков податей. Конечно, никаких денег Гаруну за то, что он вернулся домой, платить было не нужно. Смешно, если бы Умар стал шарить в переметной суме в надежде найти дюжину фельсов для усталого стражника.
Гарун ждал, пока освободится путь, и смотрел по сторонам. Его внимание привлекла девчушка с двумя смешными косичками. Она сидела на ступеньках дома. Вокруг нее резвились котята, черные как смоль и неуловимые как сон. Девочка играла с ними столь самозабвенно, что у Гаруна едва достало сил усидеть в седле – так заразительно смеялась малышка и так всерьез охотились за ее пальцами комочки черной шерсти.
Конечно, в жизни любого человека судьба оставляет множество знаков. И будь у каждого из нас, живущих под этими небесами, немного лишнего времени, чтобы прочесть эти знаки, многие поступали бы совсем иначе. Не кляузничали бы, не лгали, не предавали тех, кого следовало беречь. Но, увы, пути судьбы извилисты. И совсем немногим дано услышать ее подсказки, как и суровые окрики, когда следует немедленно остановиться, дабы не совершить непоправимых ошибок.
И вновь, как было там, у Врат, ему послышался женский чарующий голос, что произносит какие-то слова, которые, сколько ни пытаешься, понять не можешь.
Конь прибавил шаг, и наваждение рассеялось. Впереди уже были ворота в дворцовый сад. Гостеприимно распахнутые, они ждали сына, решившего найти разгадку там, где и загадку-то мог найти лишь сведущий.
Свиток восьмой
Вечером того дня, когда халиф решил начать свое послание (тоже дань укоренившейся за столетия традиции), в его покои вошел Гарун. Это был уже не тот Гарун, что просил бы отсрочить коронацию, а тот, что желал бы получить как можно больше мудрых советов перед тем, как сей день настанет.
– Батюшка, – юноша припал к ногам отца. – Я не прошу тебя отсрочить коронацию, как ты мог подумать. О нет! Странствие, пусть и недолгое, открыло мне глаза на многие вещи. Я вовсе не стремлюсь сесть на трон, как ты знаешь, ибо ты еще силен и мудр… Но понимаю, что традиции следует придерживаться хотя бы потому, что именно благодаря ей страна долгие годы живет в мире и процветании.
– Мальчик мой, – халиф с удивлением посмотрел на сына из-под кустистых бровей. Конечно, не этого ожидал он от юного наследника, столь внезапно появившегося в его, халифа, тайных покоях. – Воистину, ты прав. Традиции нашей страны нерушимы, и день коронации, назначенный однажды, перенести или отменить уже нельзя. Прав ты и в том, что именно силой традиций и держится сама наша держава. Однако я вижу, что ты пришел сюда с просьбой. Изложи ее без стеснения.
В этот миг халиф Мухаммад вспомнил, как сам когда-то
Теперь же все его поступки, и глупые, и умные, повторяет его сын. Ну что ж, должно быть, есть в этом некая высшая справедливость… Но если она действительно существует, то чего же пришел просить Гарун и почему таким почтением блещет его взор?
И халиф вновь посмотрел на сына. О, тот отлично понимал, что значит этот взгляд: так отец давал понять, что медлить более не следует.
– Мудрый мой отец, великий халиф, сердце и разум прекрасной нашей страны! Об одном я молю тебя: составляя письмо, которое в день коронации халиф непременно передает своему наследнику, не сдерживайся. Прошу тебя, дай мне как можно больше советов. И пусть ты, о счастье! здоров и силен, не всегда сможешь вслух или безмолвно подсказать, как следует себя вести. А вот твое письмо послужит мне подлинным учебником…
Всего мог ожидать халиф Мухаммад, но только не этой просьбы, такой странной для гордого Гаруна. Изумление было столь велико, что халиф изменил и своей обычной молчаливости.
– Отчего ты так переменился в своих желаниях, сын мой? Отчего теперь смиренно принимаешь самый факт передачи власти? Отчего не просишься в еще одно странствие, пока я своей волей не запер тебя в парадных покоях?
– Отец, – Гарун позволил себе улыбку, ибо сейчас ему самому был смешон тот глупец, коим был он, принц и наследник, еще совсем недавно. – Я вовсе не переменился и по-прежнему не горю желанием сменить любимую чалму на церемониальную шапочку. Однако теперь я куда лучше понимаю, что есть долг и на что следует тратить свою жизнь. А что есть лишь… детские капризы, не достойно даже упоминания.
– Это более чем удивительно, Гарун. Что же такое встретилось тебе в этой недолгой экспедиции?
– Всего лишь мой сверстник, который куда лучше меня знает, что есть долг и на что можно решиться во имя исполнения такового.
Халиф кивнул, подумав, что многих бед ему, Мухаммаду, удалось бы в свое время избежать, если бы на его пути встретился подобный сверстник.
– Я услышал твою просьбу, сын. И приложу все силы к тому, чтобы ее исполнить. Более того, если мне не удастся в этом объемном труде предусмотреть все возможные камни преткновения, то, полагаю, у мудрого юного халифа достанет решимости спросить совета у старого отца.
(Иногда даже халифы разговаривают с детьми как простые смертные.)
О, Гарун преотлично расслышал мягкую улыбку в словах отца. Он поклонился и произнес:
– Я не премину сделать это, повелитель! Более того, я готов спрашивать совета у мудрого халифа до того самого дня, когда он сам прогонит меня прочь.
Халиф Мухаммад улыбнулся. Аудиенция, чувствовал Гарун, заканчивалась. И следовало сказать еще что-то, дабы у отца не осталось и тени сомнения в благих намерениях сына.
– Да, отец, я приму титул и буду править до того дня, когда смогу передать бразды правления своему сыну или тому юноше, кого назову наследником престола.