Тайна найденного письма
Шрифт:
– Я отмечаю в тетрадке критические дни у девочек. Осипова меня обманывала. Каждый месяц приходила ко мне в кабинет, брала пакеты, а сама ими не пользовалась. Вот хитрая! Сейчас такая пропаганда свободной любви, что нам, пожалуй, нужно будет выдавать презервативы и контрацептивные препараты детям каждый день.
– Нам денег на это не хватит, – мрачно усмехнулась Дарья Максимовна. – Я догадываюсь, с кем общается Осипова.
– С кем?
– С новым водителем.
– С Кириллом?
– Да.
– Откуда такие сведения?
–
– Если это так, то я немедленно его уволю. Но в его документах нет никакого компромата. Нормальная трудовая книжка и права в порядке, я сама проверяла. Значит, скрыл от меня этот факт. Может, бывшая жена на него наговаривает? Прошу вас, Венера Андреевна, немедленно поговорите с девочкой и покажите её гинекологу. И вообще, если у нас такая ситуация с Осиповой, то необходимо всех девочек проверять у гинекологов, как минимум, четыре раза в год.
– Не все девочки такие.
– Я понимаю. Но ведь нельзя дело пускать на самотёк. Бывает, и в благополучных семьях происходит то же самое. Там один, максимум два ребёнка. А у нас их шестьдесят человек. И воспитателей не хватает. Но это не должно отражаться на детях. Мы за них в ответе перед обществом. У них нет родителей, и мы ответственны перед своей совестью за их здоровье, нравственность, образование, за всё. Но мы физически не в состоянии следить за каждым ребёнком. Поэтому регулярные проверки девочкам не повредят. Я не хочу, чтобы меня потом, когда у кого-нибудь родится ребёнок, склоняли на каждом совещании. Постоянно будут упрекать, что мы с вами просмотрели. Так ведь?
– Я поняла, сейчас пойду и поговорю с Осиповой. У меня ещё один вопрос. Снегирёв Слава лежит в больнице. Ему выставили окончательный диагноз. Необходима операция на позвоночнике. Её стоимость 80 тысяч рублей. – Да, это для нас очень и очень серьёзные деньги. В бюджете на этот случай денег нет. Беру эту заботу под свою ответственность. Буду искать спонсоров.
В дверь постучали.
– Входите, – разрешила директор.
На пороге стояла женщина-милиционер с двумя детьми.
– Здравствуйте! Вот, привели к вам пополнение. Принимайте.
– Здравствуйте, – ответила Дарья Максимовна.
Она перевела взгляд с милиционера на детей.
– Откуда они?
– Одного нашли в цыганском доме. Его использовали для продажи наркотиков. Цыган арестовали, а его к вам. Сколько лет ему, он не знает, звать Серёжа. В школе ни одного дня не учился, родители умерли, он остался один, цыгане подобрали. Девочку нашли в теплотрассе, в Николаевке. Жила с бомжом и бомжихой. Возле церквей просила милостыню. Деньги отдавала своим покровителям. Они в теплотрассе живут уже три года, и девочка с ними. Звать её Люда, фамилию не знает. Родителей у неё нет.
Дарья Максимовна сочувственным взглядом посмотрела на прибывших детей.
–
Все сели. Милиционер протянула Дарье Максимовне бумаги и сказала:
– Вот документы, посмотрите, распишитесь. Один экземпляр я заберу.
Дарья Максимовна просмотрела бумаги, подписала, один экземпляр оставила у себя на столе, другой передала милиционеру, та ушла, оставив детей.
– Ну, ребята, рассказывайте: откуда родом, сколько лет, как зовут, где родители, где жили? – директор пристально рассматривала новеньких.
Дети молчали. Девочке было на вид лет десять, её внешность, как и внешность мальчика, говорила сама за себя. Дети улицы. Грязные, давно немытые руки, чёрные ушные раковины, спутанные, нечёсаные волосы. В глазах отчуждение и страх. Одежда, если эти лохмотья можно назвать одеждой, была явно с чужого плеча. На девочке подвязанная бечёвкой юбка, поверх неё рваная шерстяная кофта с завёрнутыми рукавами. На мальчике чёрного цвета трико и футболка на вырост, она доставала ему до колен.
– Сережа, – тихо вымолвил он.
– Хорошо. Расскажи, Серёжа, где и с кем ты жил?
– С цыганами, в Покровке.
Покровка – самый криминальный район в отношении наркотиков. Здесь его можно приобрести в любое время суток.
– Сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Ты в школе учился?
– Нет.
– Чем занимался, что делал у цыган?
– Продавал дозы.
– Как ты это делал?
– Когда кто-то приходил к дому и просил гашиш или героин, я выносил. Мне отдавали деньги, а деньги я отдавал хозяину.
– Ты пробовал наркотики?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Нет, – тихим голосом сказал он.
– Ты не куришь?
– Курю.
– У нас дети не курят. А где твои родители?
– Умерли. У меня никого нет.
– Ты понимаешь, где сейчас находишься?
– Да. Это приют.
– Ты отсюда не убежишь?
– Не знаю. Куда бежать? Дядю Колю и тётю Таню в милицию забрали.
– У нас дети в школе учатся. Хочешь учиться?
– Да.
Девочка была менее разговорчивой. Она с трудом выдавливала из себя каждое слово. Так же, как и Серёжа, не знала сколько ей лет, своей фамилии; не знала имён родителей, где родилась.
– Так ты что, в теплотрассе всю жизнь жила? – спросила Дарья Максимовна.
– Нет, с бабушкой, потом бабушка умерла и меня тётя Вера к себе взяла. Я три зимы живу в теплотрассе.
– А бабушку твою как звали, ты помнишь?
– Баба Тоня.
– Где вы жили? В городе?
– Нет, в деревне.
– В какой?
– Не знаю.
– Звать тебя как?
– Люда.
– Венера Андреевна, – обратилась Дарья Максимовна к медсестре. – Пожалуйста, займитесь детьми. Всё, как положено. Организуйте полную санитарную обработку: мытьё, стрижка, чистая одежда. Потом накормить и определить в группы.