Шрифт:
Annotation
Обновлено: 24.08.16
Жизнь Элли перевернулась с ног на голову, как только началась война, и отцу пришлось отдать ее старому другу - таинственному графу Кадаверу, наводящему ужас на всех вокруг. О нем рассказывают страшные байки. Его боятся. В замке графа работает странная прислуга. О, этот пристальный взгляд. Элли должна как можно скорее сбежать, иначе... Он не отпустит.
Меньшик Александра
Меньшик Александра
Страх. Перед Ним.
Ненавижу все в себе: длинные, золотые волосы, прозрачные глаза и нелепую угловатую фигуру. Но больше всего - имя. Да-да, вы не ослышались. Более глупое и простое придумать невозможно. Элли. Мама не успела выбрать что-то другое. Рожая меня, она хотела иметь дочку с самым нежным именем на свете. Элли. Глупо. Но еще глупее, как его произносят мои сверстники - оборванцы из Нижнего Квартала. Специально проговаривая две согласные. Получается нечто вроде преграды для слуха. Один из этих оборванцев - Джон - ненавидит меня больше всех. Долговязый, с мышиным цветом волос. Он умело пользуется любым случаем, который попадется, чтобы сделать маленькой двенадцатилетней девочке больней. Грязными руками Джон хватает за нежно-розовую юбку, оставляя на ней два уродливых следа, и тянет на себя. Волосы испачкались помоями. Теперь в светлых локонах запутались огрызки яблок и деревянные стружки. Слеза стекла по черной щеке и упала с подбородка.
– Принцесса!
– кричит Джон.
– Почему замерла?
Больно. Обидно. Плохо. Ему хорошо. Он играет.
– Ответь мне, красотка, - последнее, естественно, в шутку. Наверняка сейчас нет девочки хуже меня, даже подмастерье выглядит получше. А он точно не является Леди Эллион - младшей дочерью Лорда Снежной Равнины.
– Прекрати, - голос слегка осип.
Джону было пятнадцать, но выглядел он на восемнадцать. Из-за развитой мускулатуры парень словно давил на меня, и ему это явно доставляло удовольствие.
Садист.
– Гребанный садист, - еще тише. Элли, он слышит.
Джон обернулся и поразил меня своей ужасной улыбкой - почти всеми выбитыми зубами. Не мудрено.
– Знаю, - самодовольно ухмыльнулся.
Из бараков вынырнули еще трое мальчишек с сучковатыми палками. Их вид был недоброжелательный. Самый низкий подошел к Джону и ткнул его костлявым пальцев. Тот величественно (возомнил себя, забавно) махнул рукой.
– Принцесса, я хочу поиграть. Мы будем считать до трех и ты должна спрятаться, идет?
Кусаю губу до крови. Нет, не идет.
Садист принял мое молчание как согласие и сделал твердый шаг. Затем еще один. Еще.
– Остановись, - боже, руки в синяках. Некогда ухоженные ноготки сломаны.
Его не останавливают мольбы, дрожащий подбородок, изорванное платье. Он похабно улыбается, продолжая стремительно приближаться.
– Нет.
Я знала, что проиграла. На ватных ногах поднимаюсь, от легкого дуновения ветра опасно кренюсь - пора бежать, иначе кошмар повториться. Мальчишки будут измазывать грязью и тетя Энн сильно разозлиться. Няня терпеть не может испачканный пол. Рядом с фермой лес. Густой. Там водятся разные животные, преимущественно дикие. Домашний скот боится колючих веток, больше похожих на проволку. Зато я неслась вперед. Эти самые ветки больно царапали щеки. Солоноватый вкус крови. Тот самый низкий мальчишка совсем рядом. Нет сил. Дыхание тяжелое. Волосы длинные, растрёпанные. Когда-нибудь я осмелюсь взять ножницы и отрежу их.
– Она тут!
– слышу сзади.
За что? Больше не могу!! Мешком падаю на мокрую землю. Руки уперлись чуть шире плеч. Кукольное платье безнадежно испорчено. Вижу, как оборванцы кругом оцепили меня. Раз... Два... Три... Громкий стук копыт, от которого сердце затрепетало. Отрывается со скрипом дверца.
– Леди Эллион, подайте, пожалуйста, руку.
Боже, глаза застилает кровь и последнее, что слышу:
– Ей больше не придется торчать тут. А этих поймать и повесить.
***
Когда я проснулась на белоснежной перине, то несказанно обрадовалась. Сон. С того момента прошло ровно четыре года. Теперь мне шестнадцать. На самом деле, мало что изменилось - те же самые острые плечи, тусклый взгляд, фарфоровая кожа, золотые веснушки. Только... Нет больше никаких "принцесса", как и нет того человека, издевающегося надо мной. Почему спустя четыре года я вспоминаю Джона? Потому что вчера началась Война. Джон говорил о ней. Давно говорил. Зачем ставить напротив кровати зеркало? Чтобы я каждое утро видела помятое лицо и слипшиеся глаза? Мы происходили из небогатого рода, несмотря на то, что имели громкий титул. В Снежной Равнине вообще с этим трудно. Пора менять законодательство. Проживая с двумя старшими братьями, я привыкла к насмешкам и дурацким играм. Благо, здесь есть хорошие служанки, не унижающие тебя. Иначе я бы давно...
– Леди, вас ждет за завтраком отец, Фред и Карл. Спуститесь?
– Конечно, - фыркаю.
– Куда я денусь?
– Замечательно!
– обрадовалась горничная и тихо прикрыла за собой дверь.
Помолвку объявят что ли? Платье серого цвета быстро оказалось на мне. Как и скромные туфли. Умылась и причесалась - волосы разрешили отстричь, они болтались на уровне бедер. Но все-таки этого было мало.
Спустилась вниз с винтовой лестницы, на ходу убирая за ушко выпавшую прядь.
Гостиная сияла. Сияли ложки, (увы, далеко не золотые), сияла люстра (идентично), и папино лицо. Там все понятно. Хотя... Чему радоваться, если на дворе Война?
– Пап?
– спрашиваю неуверенно.
– Что стряслось?
Грузный, неплохо сложенный человек встает из-за стола и берет мою руку.
– Я рад тому, что смогу обеспечить тебе жизнь, вдалеке от военных действий. У человека, к которому никто не рискнет пойти поход.
Мне страшно. Раздались смешки. Карл изобразил удивление. Фред упал головой в салат.
– Старый друг.
– Колдун!
– крикнул Фред и мгновенно заткнулся, потому что отец метнул молнию.
– Чтобы больше я подобного бреда не слышал!
Доброе утро.
– Элла, прошу, ты согласна?
– Выйти замуж, - вот это уже Карл.
Выражение лица Лорда того стоило.
– Пап, это он сказал, - Фред указал пальцем на брата.
– Заткнитесь!
На столе листья салата и сок из какой-то редкой ягоды. В животе заурчало. С каждым годом еды все меньше. Денег тоже. Я сама хожу за продуктами. Экипаж сняли. Дом убирают пара горничных. Лишь братья радуются - им позволено слишком много. Карлу двадцать три, а Фреду девятнадцать. Они не разлей вода. Пожалуй, я одна осталась без опеки. Кому нужна хрупкая, неумелая девушка? Да еще и жуть какая молчаливая. Ни-ко-му.