Тайна Оболенского Университета
Шрифт:
– Можно, Арсений Витальевич? – негромко спросила я.
– Валерия? – он оторвался от газеты и смерил меня равнодушным взглядом, – Проходи.
– У меня есть пара вопросов по вашим заметкам, – я села за парту перед его столом и достала черновик диплома.
– Хорошо, оставляйте все, я потом посмотрю, – спокойно проговорил Арсений и снова взял газету.
– Но мне хотелось бы обсудить это. Мы с вами как будто перепиской общаемся, – не выдержала я и взялась с другого конца за его газету.
– Так проще, – процедил он и вытянул у меня из рук свои «Спортивные ведомости».
– А мне кажется, дело в другом, – я кокетливо улыбнулась, но Индюк только сильнее
– В чем же?
– Вы боитесь общения со студентами. У вас нет преподавательского опыта, – выпалила я, – как ученый вы неподражаемы, но свои мысли можете излагать письменно.
– Вы меня раскусили, Валерия, – Арсений неожиданно рассмеялся, словно я рассказала анекдот или сама была клоуном, – в таком случае, не давите на меня. Я отвечу на ваши вопросы письменно.
– Хорошо, – я положила на стол диплом со своими пометками поверх его замечаний и села за свою парту.
– Кстати, Валерия, вы были прекрасны на осеннем балу.
В этот момент я чуть не выронила из рук сумку. Сам Арсений Романов сделал мне комплимент! Невообразимо, этот Индюк умеет быть галантным, или это очередная несмешная шутка? Я взглянула на него, но преподаватель уже снова читал газету. Тем не менее, внутри меня словно сверчки танцевали. Даже когда в аудиторию зашли однокурсники, а Арсений начал безумно скучную лекцию, у меня получалось с трудом прятать улыбку. Когда же полтора часа мучений закончились, и все шумно стали собираться, я решила снова подойти к Романову, чтобы дать парочку советов.
– Вы что-то хотели, Валерия? – вздохнул Романов, показывая, как я ему надоела, но почему-то мне казалось, что это не больше чем игра.
– Да, я хотела посоветовать вам больше спрашивать студентов на занятии, так мы все будем в напряжении…
– И не заснете от скуки, – докончил он за меня.
– Я не это имела в виду, – смутилась я.
– Хорошо, я все понимаю и ценю вашу заинтересованность в моем успехе, – ответил Индюк и встал из-за стола.
– И вам следует говорить с нами проще. Не стоит перегружать вашу речь обилием терминов, когда этого можно избежать, это как «бритва Оккама» 10 , – не отступала я, следуя за Романовым к шкафчику, откуда он доставал пальто.
10
Бритва Оккама (иногда лезвие Оккама) – методологический принцип, в кратком виде гласящий: «Не следует множить сущее без необходимости» (либо «Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости»).
– Валерия, прекратите давать мне советы. Я разберусь во всем сам, – Арсений повернулся ко мне, и я отступила на шаг от его грозного вида, – а «бритва Оккама» не всегда работает. Видимо, когда он ее выдумывал, то забыл про различные возможные обстоятельства.
– Что вы сказали? – ошарашено спросила я.
– Что «бритва Оккама» может не работать, – недовольно пробормотал преподаватель и собирался уйти, как я схватила его за руку.
– «Бритва Оккама», которую он придумал? – переспросила я.
– Ну… да, – Романов растерялся, явно не понимая, куда я клоню.
– Но Оккам лишь сформулировал ее принцип, а не придумал.
Арсений замер, а его лицо исказила гримаса злости. Еще мгновение, и он бы точно на меня бросился и задушил бы. Мы оба понимали, что такую грубую ошибку мог совершить лишь тот, кто совершенно не разбирается в философии, но никак не профессор. Кто же тогда Арсений Романов?
– Извините, – промямлила я, – я лучше пойду.
Мне стало страшно. Я убедилась, что тех, кто знает слишком много, в Оболенке убивают, а становиться одной из жертв никак не хотелось. В этот день я пропустила и обед, и ужин. А что до субботней встречи с Арсением, то Аринка согласилась отнести наработки диплома за меня. Утром я снова не пошла в столовую и отправилась завтракать в кофейню, но там меня ждал крайне неприятный сюрприз. Арсений сидел в дальнем углу, поэтому я заметила его, только когда села за столик. Нужно было бежать, но слишком поздно… Он поднялся с места и направился ко мне.
– Доброе утро, Валерия, сегодня в три жду вас у себя для обсуждения диплома. Вас, а не просто ваши тексты. Не вздумайте увильнуть или опоздать, – так громко произнес научрук, что ребята за соседним столом обернулись на нас.
– Хорошо, – выдавила я из себя.
Романов ухмыльнулся, а потом наклонился ко мне так, что никто из присутствующих не услышал его следующих слов:
– Если не придешь, то горько пожалеешь. Поняла?
Я кивнула, и Арсений, пожелав приятного аппетита, удалился. Конечно, никакого аппетита у меня не осталось. До трех дня я не могла найти себе места, словно ожидая казни. У меня даже возникла мысль рассказать все папе, но вмешивать его не хотелось. Сначала нужно поговорить с Арсением. Ну не убьет же он меня, когда весь кафетерий слышал, что сегодня я должна быть у него… Ровно в три я стояла на пороге дома с зеленой крышей.
– Валерия, вы как всегда пунктуальны, – впуская меня в дом, сказал Романов, – сегодня наша беседа состоится в кабинете. Пройдемте.
Словно на эшафот, я поплелась за своим руководителем. Все наши встречи до этого происходили в гостиной, и никогда Арсений не приглашал меня в кабинет. В этот раз все будет очень серьезно.
Кабинет профессора (или кем был Романов на самом деле) по размеру был как у Павла Аркадьевича. Даже интерьер схожий: стол, кресло, два стула напротив, три шкафа, наполненные книгами, и небольшой диванчик. На столе стоял включенный ноутбук в режиме ожидания, а на тумбе сзади – факс. Факс! Вот чье жужжание я слышала той ночью, что была здесь. Интересно, кто писал Арсению в такое время?
– Присаживайтесь, Валерия, – Романов указал на стул, а сам сел за стол и, скрестив руки на груди, внимательно посмотрел на меня, но разговор не начал. Он будто испытывал меня на прочность, и под его тяжелым взглядом я была готова сдаться.
– Вы хотите говорить о моем дипломе? – нерешительно поинтересовалась я.
– Я хочу говорить о нашей совместной работе дальше, – ответил он, доставая из верхнего ящика зеленую папку, – посмотрите, Валерия.
На какой-то момент я замешкалась, но все же взяла папку. От волнения у меня вспотели ладони, и я вытерла их о джинсы прежде чем посмотреть, что внутри. Снова взглянув на Арсения, я заметила, каким довольным он выглядел, а это означало только то, что в руках я держу свое поражение. Глубоко вздохнув, я открыла папку, и то, что увидела, лишило дара речи.
– Надеюсь, вы понимаете, что для Оболенского Университета это очень серьезно? – откидываясь на спинку кресла и вертя перед собой позолоченный нож для бумаги, спросил Романов.
– Да. Я буду обо всем молчать.
– Нет, Валерия, так не пойдет! – он отложил нож, встал с кресла и, обойдя стол, сел на него рядом со мной. – Если вы не хотите, чтобы о содержимом папки узнали все, то с этого момента будете делать все, что я вам скажу. И ни шага без моего ведома и согласия.