Тайна озера Кучум
Шрифт:
пливо пошла к жёлтому окну. Поравнявшись с покосившейся
дверью, девушка ловко вывернула ноги из юкс, откинула ногами
лыжи, тенью росомахи скользнула к невидимой на фоне общего
строения двери. Негромко скрипнула узкая дверь. Уля вошла
в убогое помещение.
— Драствуй, они!1 — поприветствовала она Ченку слегка
взволнованно.
Та подняла голову, тут же уловила необычное поведение до
чери. Недолго задержав взгляд своих чёрных, пронзительных
глаз на лице девушки, отложила в сторону челнок и планку для
вязания сетей, вытащила изо рта дымящуюся трубку, заулыба
лась, заговорила на своём родном языке:
— Драствуй, доська! Почему так толго ноки таскаешь?
Уля ответила сразу, без утайки, как будто ножом срубила
молодой росток талины:
— Они, я нашла в тайге лючи!
— Лючи? — удивлённо вскинула брови Ченка и проворно
вскочила на ноги с медвежьей шкуры. — Де он?
Призывая за собой мать, дочь коротко взмахнула рукой,
выскочила на улицу. Увидев на важенке сгорбившегося муж
чину, Ченка с опаской остановилась рядом. Но Уля призвала
к действиям. Мать подскочила и помогла снять со спины оле
нухи незнакомца. Человек попытался удержаться на ногах, но
зашатался, колени подогнулись. Ченке и Уле стоило огромных
усилий, чтобы удержать его.
1 Они — мать (эвенк.).
41
ВЛАДИМИР ТОПИЛИН
— Пашто такой слапый? Отнако помирать сопрался? — за
лопотала Ченка.
В ответ мужчина что-то замычал, закрутил головой. Уля не
громко проговорила:
— Тихо, они. Агафон услышит...
Ченка понимающе встрепенулась, бросила острый взгляд
на жёлтые окна хозяйского дома, поднырнула под грудь не
знакомца, потащила его на себе в избу. Стараясь помочь, Уля
поддерживала сзади. Когда им наконец-то удалось втиснуть
через узкий, низкий проход почти неподжвижное тело, хо
зяйка дома осмотрела бородатое, осунувшееся лицо при свете
лампады.
— У'У'У» люча, отнако! Пашто такой хутой, как амикан зи
мой? — воскликнула она, сдернула с головы шапку, потянула
за рукав куртки. — А руки-то! Красные, как прусника. Морозил
сапсем. Ты што, руками в снегу мышей ловил? — И уже к до
чери: — Где пыл? Как вытра, в реке плавал?
— Нет, они. Я его на Ахтыне нашла. Стрелял, на помощь звал.
Я шла на выстрел, нашла след, стала тогонять. А он, — кротко
показала глазами, — в Харчика стрелял. Упил... — объясняла со
слезами девушка, стягивая с русского куртку.
— Зачем в тугутку стрелял? — нахмурив брови, грозно спро
сила Ченка.
— Есть... — наконец-то вымолвил первое слово русский и че
рез некоторое время добавил. — Хотел...
— Они, он руку кушай, — тихо проговорила Уля.
— Как то, руку? — испуганно шарахнулась Ченка. — Ты што,
труга стреляй, а потом кушай?!
— Нет... Он сам умер. Вчера утром. Я его тащил, а потом... Уже
вечером... — едва слышно, с трудом переводя дыхание ответил
незнакомец и повалился на земляной пол.
Мать и дочь подхватили, перенесли в дальний угол на шкуры.
Раздевая, Ченка потянула за рукав холщовой, наполовину ист
левшей рубахи. Уля стала снимать изодранные долгими пере
ходами и временем ичиги. Когда в свете керосиновой лампы
открылась голая, с выпирающими ребрами грудь, Ченка сочув
ствующе закачала головой:
42
ТАЙНА о з е р л к уч ул л
— Эко, хутой какой! Как марал весной. А волосатый, — за
хихикала, толкая дочку в бок, — как росомаха. Пашто волосы на
грути? Или зимой на лыжах без дошки пегаешь? Репра торчат,
как у Ивашки палалайка. Тавно мясо кушай?
— Не помню... — тяжело ответил тот и, стыдясь, слабо потянул
на себя маралью шкуру. — Последние две недели на рябине да
на кедровом орехе... Поесть бы чего...
— Кушай закател? — Ченка растянула рот в довольной
улыбке. — Это карашо. Отнако жить путешь! Ульянка! Бульон
маненько в миску налей, мясо не тавай, помрёт. Пусть окрепнет.
Муки маненька прось, жиру ложку, соли. А я пока руки-ноги
жиром мазать путу. Амикана жир — это карашо, тёплый, как мех
аскыра. Ласковый, как малатой девка. Боль отпустит, согреет,
приласкает, новую шкуру натянет. Шипко ладно, — негромко на
певая, говорила Ченка, осторожно прикасаясь к обмороженным
местам незнакомца заячьим хвостиком, пропитанным тёплым
медвежьим салом. — Кавари, как зовут?
Русский вздрогнул, приоткрыл глаза, тупо уставился на
женщину:
— Звать-то? — как будто припоминая, выдержал паузу. — Зо
вут Сергеем. Зовите просто Серёжка.
— Серешка?! — Ченка отпрянула и недоверчиво посмотрела
русскому в глаза. — Врёшь, отнако. Серешка — в лавке, у Агафона.