Тайна озера Кучум
Шрифт:
она ему на грудь, обняла цепкими руками, а сама плачет и не
перестаёт шептать:
— Люплю, люплю! Понимаешь? С того первого дня, там, на
гольце!
Сергей прижал её к себе и, ещё не веря в происходящее, при
близил дорогое лицо к губам, стал целовать Улю в мокрые щёки,
глаза, нос. Потом, на мгновение задержав порывы своих чувств,
Как перед решающим шагом, посмотрел в глаза. Она схватила
207
ВЛ А Д И М И Р т о п и л и н
подрагивающими ладошками его щеки и сама притянула его
губы к своим губам.
...То не ветер колышет ветви старого кедра. Это загрубевшие
пальцы Сергея перебирают пряди распущенных кос Ули. И не
звёзды мерцают в неоглядной вышине, а глаза любимого склони
лись над девичьим лицом. Частое дыхание сопоставимо с шумом
далёкого горного ручья. Движение тел сливается в единый ритм.
А горячие сердца бьются так громко, неудержимо, что их удары,
кажется, слышны далеко, на перевале.
Хаос взрывных, только что изведанных впервые чувств ме
чется в юной груди молодой девушки. Временами ей кажется,
что Сергей забрал у неё сердце и она вот-вот сейчас умрёт. А вот
сейчас несётся с крутого гольца в пропасть со стремительной
снежной лавиной, где окончанием передвижения окажется
неизбежная смерть. Но бабки с косой не видно. Улю встречает
праздный весенний рассвет, ласковый ветер обдувает налив
шуюся трепетом любви грудь, истома заполоняет её всю без
остатка. В какой-то миг ей показалось, что она вошла в горячий,
обжигающий поток, но тут же, скоро преодолев стремительное
течение, вышла из него совершенно сухой и опустошённой. И нет
сил поднять руку или даже пошевелить пальчиком. Хочется
просто закрыть глаза и ни о чём не думать.
Он остановился, бережно, как фарфоровую вазу, обнял её,
осторожно привлёк к своей груди, поцеловал в горячие губы:
— Прости, что так получилось...
— О чем ты? — тихо спросила Уля.
— О том, что произошло.
— Что теперь — я сама виновата, что полюпила тепя. И не
жалею сейчас... — глубоко вздохнула. — Только поюсь...
— Чего? — удивлённо приподнял голову он.
— Что просишь меня. Как отец просил мать.
Сергей усмехнулся, запустил пальцы в спутанные волосы
девушки и, нежно перебирая смолистые пряди, успокоил:
— Не дождёшься. Теперь у нас всё впереди. Ты и я — одно
целое. Мы всегда будем вместе. Заберу тебя с собой, только
бы ты этого захотела, — и посмотрел Уле прямо в глаза, долго,
внимательно. — Поедешь со мной?
208
ТАЙНА 0 3 6 Р А к у ч у м
— Кута? — вздрогнула она всем телом.
— А ты не знаешь? Не помнишь, о чём мы с тобой говорили
тогда, зимой? Далеко-далеко! В большой-большой город!
И будем там жить долго, счастливо! Пока не умрём вместе. Вот
только... Только бы всё кончилось это поскорее...
— А как же они?
— Кто? — не понял он.
— Тетушка Закпой, мама. Что же они останутся тут отни,
без меня? Кто же путет хотить в тайга, топывать сополей, пить
зверя? Кто позаботится о них в старости?
— А мы и их с собой заберём, — тут же нашёлся он. — Будут
жить вместе с нами. У меня большой дом, места всем хватит.
Уля удивлённо взглянула, после некоторой паузы многозна
чительно покачала головой:
— Не знаю. Смогут ли они там прожить, — посмотрела на
синеющую тайгу. — Без всего этого.
Сергей подавленно замолчал. «Действительно, — подумал
он. — Охотник без тайги — всё равно что птица без крыльев,
зверь без ног, рыба без воды. Сможет ли человек, всю свою жизнь
проживший в девственном мире, найти приют в хаосе цивилиза
ции? И не просто прожить, но и не потерять своё лицо, остаться
таким же естественным, честным, справедливым. Им будет очень
тяжело, потому что они не понимают и вряд ли поймут ту жизнь.
А Уля? Это милое, доброе создание, дитя тайги, дочь седых бело-
горий, выросшая без отца: как она проживёт там?
Да и сам он, Сергей, после нескольких лет таёжной жизни,
приключений, череды драматических событий и общения
с этими людьми, сможет ли вернуться к той, прежней жизни,
уехать, оставить то, что ему стало беззаветно дорого? Он просто
не знал, как в дальнейшем сложится его жизнь.
А время бежит, торопится. Вот уже посветлели далёкие вер
шины острых гольцов, прояснились очертания рубцеватых гор
и распадков. Незаметно заговорил, запел, защебетал пернатый
мир. Острее и громче зашумели говорливые ручьи. С востока
пахнуло робким теплом, подтаявшим снегом, смольём про
снувшихся деревьев. Где-то там, на линии горизонта, напряглась
матовая полоска: далёкое солнце торопило рассвет.