Тайна озера Сайсары
Шрифт:
Эленев и сам вдруг засомневался: «Действительно, все очень примитивно... напился, зарезал... таких случаев масса... Но вот как Давыдов, выпивший литр водки, добрался с улицы Чехова до озера Сайсары? В лучшем случае он мог доплестись к остановке автобуса».
Эленев с нетерпением углубился в чтение протокола обыска квартиры Давыдова: «В квартире, где проживал подозреваемый, найдено три ножа. Два из них кухонные, а один охотничий. Длина клинка 12 см. Ширина по основанию — 2 см. Обух — 0,2 см. Якутский нож, им можно было воспользоваться при убийстве Александровой. Нож отдан в судмедэкспертизу. При обыске найдены кирзовые сапоги 41 размера, с протертыми голенищами и стоптанными каблуками. На сапогах обнаружены рыжеватые темные пятна, напоминающие капли крови...» Захар откинулся на стуле и недоуменно покачал головой. С кровью на сапогах неясно. Как мог убийца выйти в них по глубокому снегу с озера и свежая кровь не стерлась об него? Та-ак... А вот объяснение судмедэкспертизы: «На ноже не обнаружены кровяные тельца... Засохшая кровь на сапогах — В альфа III — совпадает с группой крови убитой Александровой...» Да-а, факт этот весомый в подозрении... Но что он, сапоги нес до дома в руках, или ждал, когда кровь на них засохнет? Неясно... А вот протокол с места происшествия: «Труп лежит на спине, руки чуть согнуты в локтях и распластаны. Ноги вытянуты. На трупе надеты: черное кожаное меховое пальто, все пуговицы целы, но расстегнуты. Под пальто коричневый трикотажный костюм, на котором первая и вторая пуговицы расстегнуты. На левой стороне, на один сантиметр выше третьей пуговицы, овальный дефект с рваными краями, размером 2x1 см.»
Эленев перевернул следующий лист. Там были снимки тела с разных точек. Портретное фото еще живой... Рука следователя вздрогнула на этой фотографии. На ней была очень знакомая девушка. До боли знакомое лицо с грустными и широко поставленными глазами, спокойное и добродушное... «Александрова... Александрова... где я ее видел? Так, так... Но ведь фамилия Капитолины... тоже была Александрова! Ведь Капа — Александрова! И очень похожа на убитую...»
Это было, кажется, недавно, а прошло несколько лет... Захар только что закончил учебу и всего год отработал следователем. В первый же свой отпуск решил посмотреть на Черное море, а тут и горящая путевка подвернулась. Что еще надо холостяку, пока не обременен семьей — путешествуй. Хваленое море на него не произвело особых впечатлений, уже жалел через несколько дней, что не потратил отпуск на осеннюю охоту, скучал по Якутии... Купался до одури и валялся на горячем песке. Однажды, нанырявшись за крабами, он отогревался на солнышке и вдруг услышал рядом голос: «Надо же, как тот парень похож на якута!» Он открыл глаза и увидел выходящих из воды двух милых девушек. Они встряхивали рассыпанными по плечам густыми волосами, были в элегантных купальниках и удивленно пялились на него черными, родными, раскосыми глазами.
— А вы что, якутки что ли?
Услышав якутский язык, девушки обрадовались и присели рядом. Познакомились. Одна из них полненькая и низенькая ростом — Мила. Приехала отдыхать из Сунтарского района, там она работала учительницей. А вторая... изящная и красивая, похожая на японок с календарей... Представилась Капитолиной. Капа... Она сказала, что работает в ресторане, и в свою очередь спросила:
— А кем ты работаешь? Ты из Якутска?
— В органах, — ляпнул от неожиданности Эленев.
— Не в КГБ ли! Может, за нами тут присматриваете, — рассмеялась Мила и кокетливо погрозила ему пальчиком.
— Нет... А ты что, шеф парагвайской разведки? — улыбнулся ей в ответ.
— A-а... значит, в обычной милиции, — Мила встала и картинно продекламировала, будто со сцены: «Моя милиция — меня бережет». Даже на курорте...
— Милка, не паясничай, — перебила ее Капа, — не обижайся на нее, Милка ужасная язва...
Захар особо не заинтересовался подругами, но когда они пригласили вечером на концерт, пришлось согласиться. Все же землячки, да и поговорить было охота на родном языке.
Как тесен мир, мог ли он тогда думать, что доведется вспоминать ту встречу над делом об убийстве! Может быть, они не родственники, а просто однофамильцы? Да нет же, очень похожи... Он еще полистал бумаги и убедился в своей правоте. Так и есть! Вот оно: «Свидетель К. С. Александрова, 1951 рождения, солистка оркестра ресторана «Сайсары»... А вот и ее показания: «Моя младшая сестра Геля, 31 октября, вечером, около 18 часов, ушла из моего дома. Я вернулась с работы из ресторана около двенадцати часов ночи, но ее дома не было. Особо не волновалась, Геля иногда оставалась ночевать у подруг. На следующий день стала беспокоиться, но вечером приехала милиция...»
Резкий голос телефона отвлек его от чтения, он поднял трубку и услышал голос жены:
— Заха-ар! Когда же ты приедешь? Ужин совсем остыл... Мы очень ждем тебя!
— Сейчас, сейчас, Марианна... приеду. — Эленев встал от стола, положил трубку телефона и стал собираться.
Он уже закрыл в сейф папку с документами, но потом вдруг снова его отомкнул и очень долго вглядывался в фотографию девушки с грустным и открытым взглядом: «За что же тебя так, совсем молодая... Кто же?! Убийца ли Давыдов? И все же старик прав, следствие проведено крайне небрежно... Слишком много не вяжется концов... Показания убийцы неясные, сбивчивые: «видать», «вроде» и все в таком плане. Есть в чем усомниться...»
Кровь на сапогах
1.
Хотя место происшествия было ему в деталях известно по документам, Эленев решил сам осмотреть его. Тщательно обследовал запорошенные снегом камыши, но ничего толкового для следствия не нашел. Он долго стоял в одиночестве у озера и тщательно перебирал в памяти все мельчайшие детали убийства: «Может быть, у нее тут есть еще знакомые, кроме Давыдова? Прежде всего надо изучить самого Давыдова, что он из себя представляет. Чем он жил до этого времени, его интересы и наклонности, кто его друзья. Надо поговорить с партнером по шашкам и выпивке, свидетелем Хамсеевым, а уж после этого вызывать подозреваемого в убийстве на допрос... Раз нет улик, что Александрову притащили сюда уже мертвую, чтобы спрятать, значит ее убили именно тут. Скорей всего... Но что она здесь делала? Хм...»
Федор Давыдов был единственным сыном в семье учителей. Они его баловали и любили с раннего детства. Мальчик отвечал им взаимностью и учился в начальных классах на «отлично». В начале пятого класса, когда он возвращался с гурьбой ребятишек через березовую рощу из школы, случилась обычная мальчишечья драка с соседским пареньком. Вадик расплакался от обиды поражения, а убегая, прокричал:
— Приемыш! Приемыш! Твои родители совсем не учителя! Твои родители бичи и пьяницы... Они подкинули тебя! Подкидыш!
— Не ври! — остолбенел Федя.
— Правда! Правда! Вся улица знает. Если не веришь, спроси у своих приемных родителей!
Федя заскочил в свой дом, не разуваясь, пробежал в комнаты и закричал со слезами на глазах:
— Ма-ама! Я разве не твой сын? Скажи правду, мама!
Он увидел, как мать побледнела от неожиданности и уронила на пол шитье из рук. И сразу понял, что его до сих пор обманывали...
— Кто тебе сказал об этом? Ох, беда-то какая... Все равно ты наш сын! Мы решили тебе сказать об этом в день совершеннолетия... А тогда бы ты сам решил...
Федя рухнул на пол и закатил истерику. Ему было страшно жалко себя, душила обида, казалось, что ему врали даже в самых нежных чувствах. Всё твердили знакомым: «Как он похож на папу! Когда наш Федя вырастет, он тоже будет учителем... Наш птенчик, наш сыночек...» Всё вранье! Он еще пуще залился слезами.
И с той поры он совсем изменился. Стал отставать в учебе, дерзил учителям. А когда родители огорчались, злорадно и эгоистично думал: «Так вам и надо, обманщики!» Потом жалел их и просил прощения, будучи ранимым от природы и сердобольным. Потом опять срывался... К восьмому классу еле тянул на тройки, а когда его закончил, то сам решил ехать поступать в ГПТУ. Там не учился и не работал, связался с компанией таких же молодых лоботрясов. Пьянствовал и дебоширил, пока не выгнали из училища. После этого стал бродяжничать, и вскоре они ограбили будку сапожника. Леха, их главарь, уговорил всех. Отказаться Федя не смог, чтобы дружки не заметили его страха. В полночь подкрались с ломиком и топорами к одинокой будке на темной улице. Федю продирал от страха озноб, он поклялся себе, что больше сроду не согласится на подобное... «А если поймают?!» Но вот уже Леха уверенно выворотил ломом пробой из косяка. По всей улице разнесся такой скрежет железа, что у Феди сердце подкатилось к горлу от ужаса. Он уже намеревался рвануть в темь, но стыдно было трусить перед дружками... Через силу терпел. Сапожник оказался не дураком: выручку всю забирал домой. Нашли в столе пару мятых рублей и несколько медяков.