Тайна озера Сайсары
Шрифт:
Назавтра они купили на эти гроши бутылку «Солнцедара», кто-то словно в издевку назвал гадкое вино именем Солнца. Он пил его в последний день перед арестом... Выпили бутылку под каменным домом и опьянели, ведь почти сутки ничего не ели. Расхрабрились, вспоминая ночное «дело», все уже казалось нестрашным. Особенно хвастался Леха и все крутил в пальцах красивую финку, которую стащил у брата. Хотелось есть... Но Леха вдруг предложил: «Еще бы вмазать, кореша! Слабо у кого-нибудь «одолжить» денег?» — он показал взглядом на лезвие ножа. Финка была кнопочной, настоящей, уркаганской. Они сразу поняли, как надо «одалживать» и почему-то стали без удержу хохотать. Они вылезли на улицу и пристали к первому же хрычу с авоськой в соломенной шляпе на голове. Леха зловеще прошипел деду на ухо: «Мы Фантомасы, прибыли в Якутск. Дай пять копеек!» — и приставил нож к морщинистой шее. Старик очень испугался и стал трясущимися руками выгребать из карманов мелочь, нашел мятую и грязную трехрублевку. Осмелев от его страха, они нахально обшарили его карманы, но ничего больше не нашли. Посмеиваясь, прямиком двинули в магазин. Около магазина вдруг рядом с ними резко скрипнули тормоза.
— Полундра! Менты! — испуганно рявкнул Леха. — Смывайтесь!
Федя от неожиданности растерялся и остолбенел. Из желтой машины выскочили милиционеры, за ними шустро выпрыгнул тот старик в соломенной шляпе и тонко завопил, указывая на них пальцем:
— Ловите! Ловите хвантомасов-ворюг!
Повязали всех троих разом, даже Леха не успел смыться. Во время следствия всплыла история с будкой сапожника. Так все и началось. С «Солнцедара»... Когда Давыдов вернулся из тюрьмы, жизнь глаже не выдалась. Бичевал, временно устраивался разнорабочим, пил с кем попало и жил, где придется. Пока не повстречал Гелену. В то время он уже свыкся с мыслью, что его удел — катиться по наклонной вниз. Свыкся: «Бич, пьяница!» А она первой сказала: «Ведь ты же молодой парень, а не бич, не алкаш! Зачем же ты пьешь каждый день? Ты посмотри, в каких лохмотьях ходишь, неужели не стыдно перед людьми? Надо держать себя, неужели у тебя нет силы воли. Ведь ты мужик!» Эта проповедь так потрясла своей искренностью, желанием помочь, состраданием. В нем вспыхнула искорка надежды на нормальную жизнь. Он так потянулся к ней! Твердо отказывался от выпивок, заработал деньги в речном порту и прилично оделся, даже снял жилье за недорогую плату. Раза три сходил в театр, где сроду не бывал, хотя чувствовал себя там не в своей тарелке.
Наступили удивительные и благие перемены в его жизни. Когда он вечером засыпал на чистой постели, со щемящей радостью вспоминал Гелену, а утром просыпался с думой о ней, то сравнивал это время с порой беззаботного детства. Все впереди казалось светлым, радостным. Подумывал о женитьбе, но Гелена относилась к нему более по-матерински, нежели по-женски. Эта неопределенность и недоступность девушки начала злить. И вот он снова сорвался в запой... Решил все сразу выяснить, поперся к ней домой. Смутно помнит там грандиозный скандал с ее сестрой, а вот как вернулся в свою хибару — отшибло память. Проснулся утром от нестерпимой головной боли и вдруг почуял, что кто-то мягко гладит его по волосам и щекам. Он приоткрыл глаза и увидел плачущую Гелену.
— Гелена! — он поймал было ее руку, но она отдернула ее и покачала головой.
— Знаешь ли ты, что вчера вытворял? — обиженно проговорила и закусила губу. — Помнишь?
— Нет...
У Федора защемило сердце.
— Какой же ты страшный, когда пьян... Злой... Ты чуть не избил мою сестру Капу... А мне что кричал! Помнишь: «Если выйдешь замуж за другого, то убью!» Ведь ты на меня вчера замахивался кухонным ножом, насилу уговорила тебя бросить его... Что только не обещала... Боже мой... Сестра так рассердилась, что готова выгнать и меня из дома. Придется теперь искать квартиру... Все из-за тебя. Или уеду из города...
Давыдов каялся и вновь обещал не пить. Умолял о прощении, но ничего из этого не вышло. Через месяц узнал, что Гелена уехала на работу в город Салдын. Запил с горя по-черному, месяцами не разувался и не раздевался. Как вваливался в свою избенку, так и падал на кровать. Гнали отовсюду с работы за прогулы...
2.
Во время обеденного перерыва на автобусной остановке «Сайсары» скопилось много народа. Особенно людно было у продуктового магазина по улице Чехова. Захар Эленев поглядывая на толпу выпивох, ожидающих открытия винного отдела, и сокрушенно думал: «Вот сейчас «вмажут» и-и... море по колено. От них можно ожидать чего угодно. Где и когда они работают? Почему пьянствуют день-деньской? Надо вызвать местного участкового и поговорить. Откуда явилось столько равнодушия в людях... Где хваленая «общественность»? Даже во время драк, когда бьют лежачего ногами, люди отворачиваются и пробегают мимо, словно незрячие. Только бы не попасть в свидетели. Ведь совсем недавно, даже среди пьяниц, бить лежачего считалось несмываемым позором... А сейчас возобладал пошлейший принцип: «Своя рубашка ближе к телу».
Следователь подошел к дому с темными окнами, за порослью густо посаженных молодых березок. Ставни и рамы окрашены в радостный голубенький цвет. Палисадник огорожен железной сеткой. Все сделано опрятно и по-хозяйски. Захар даже подивился, увидев на воротах номер дома Хамсеева. Водочку попивал, а дома порядок...
Захар толкнул калитку и вошел. Во дворе были сложены аккуратные поленницы дров, стог сена и хотон для коровы. Это уж совсем было поразительно. «Как в деревне!» — покачал удивленный следователь головой. За забором виден рубленый домик, где и проживал до недавнего времени предполагаемый убийца. Захар прошел через просторные сени с развешанными по стенкам вещами, остановился перед дверью, собираясь постучать, но она вдруг распахнулась сама. Перед ним стояла крепкая пожилая женщина, румяная и остроглазая. Тут Захар сразу понял, на чьем горбу содержится хозяйство.
— Ты кто? — сурово вопросила она, — если к Федьке, ево нету!
— Здравствуйте, — улыбнулся следователь. — Мне нужен товарищ Хамсеев.
Женщина проворно выскочила в сени и притворила спиной двери. Настороженно спросила:
— А какое у тебя к нему дело?
— Я следователь, Захар Захарович Эленев, — он вынул из нагрудного кармана удостоверение и показал. — Мне нужно переговорить с хозяином.
Лицо женщины сразу приняло испуганное выражение.
— Эт, про Федьку Давыдова? Я ведь ему, дураку, сколь раз гутарила: «Не якшайся с затюремщиками и алкашами!» Да разве он послушается! Все миловался с ним да пьянствовал. Так и знала, что добром не кончится... Такая беда, говорят, что Федька ножом пырнул женщину, полюбовницу свою. Правда? Иль брешут люди? — Она тараторила без остановки, приоткрыла за спиной дверь и крикнула в щель: «Хамсыайап! Хамсыайап! Заявились по твою душу из милиции, счас на допрос потянут! Что я тебе, дураку, говорила! Допрыгался, дружочек мой, Хамсеев... Допьянствовался с Федькой! А теленочек вырос в быка... Хватит отлеживаться, вставай». А ты, следователь, проходи... Уж извини за бедность в доме... Хоть бы к старости получить городскую квартиру, да... видно нам уж не обломится...
Эленев с любопытством оглядывал комнату. Было чему снова подивиться. Все стены были обклеены картинками из спортивных журналов с портретами известных боксеров, борцов, культуристов. Присел к столу, рассматривая вырезки. Чего только тут не было! Не удержался от вопроса к хозяйке:
— Кто это у вас интересуется боксом, сын что ли?
— Не-е... Это застарелая дурь моего господина Хамсеева, — сердито фыркнула она, — до седых кудрей дожил, а все не может из детства выйти, все за ум не возьмется! С ума спятил с этими драками. Когда по телевизору показывают бокс, он спать не дает, все кричит и машет руками. Зачем показывают такую беду? Поэтому и молодежь дерется, телевизор учит на бандитов...
«Вот Трындычиха, — подумал Эленев, — слова не вставишь».
Из спальни вышел крепкий мужик с седеющими волосами, он на ходу одевал импортную майку с портретом знаменитого боксера Стивенсона. Захар окончательно убедился, что в этом доме бокс возведен в религиозный культ. Он поздоровался с хозяином за руку, она была крепкой и мозолистой, как лапа медведя.
— Я следователь Эленев, — представился Захар.
— Хамсеев...
— Вы, наверное, догадываетесь что меня привело сюда? Ваш друг Давыдов обвиняется в убийстве. Мне необходимо осмотреть его жилье и поговорить с вами.
— Хм-м, нетоплено там... можно и тут поговорить. Там все обыскали и опечатали дверь. Имеем ли право вскрывать...
«Да здесь разве поговоришь? — сокрушенно подумал Эленев, — ведь жена будет влезать в каждое слово. Не-е-ет...»
— Идемте... Вскрывать мы имеем право, я веду это дело.
Когда они направились к двери, женщина запричитала умоляющим голосом:
— Товарищ следователь! К этому делу мой муж не имеет никакого отношения... он такой добрый, мухи не обидит, ленивую корову не поднимет. А в тот вечер явился такой пьяный, что еле ноги приволок... Он не мог убивать. А Давыдов, когда трезвый, очень хороший парень. Но когда выпьет — берегись. Звереет... Проклятая водка! Сколько людей погубила...