Тайна, покрытая глазурью

Риз Екатерина

Та подозрительно прищурилась.

— Сама займёшься?

— Конечно. Разве есть в моей жизни что-то важнее твоего семейного счастья?

— Не язви, а. Семья — слово всеобъемлющее, в формате 3D. Думай о племяннике.

— Думаю.

— Кстати о нём, — Лиза поспешила подняться, кинув тревожный взгляд на часы. — Пора забирать его с занятий. — К зеркалу подошла, взбила причёску и облизала губы. Затем театрально вздохнула. — А ты говоришь!.. Ни минуты для себя.

Я вернулась за стол, когда Лизка из моего кабинета вышла, сгребла в кучу бумаги и отложила на край стола, а сама уже пыталась выстроить в голове план… мероприятия. От одной мысли о котором я в тоску впадала.

Жорик тоже особой радости не выказал, услышав про «шашлыки».

— И что будем делать?

— Я

составлю меню, а ты официантов пригласишь из того же агентства, что и в прошлый раз. Вышколенные ребята были. Закуски закажем в «Аркаде»…

Жорик фыркнул.

— А шашлык сами пожарим, да? Я не умею. Я, вообще, мясо не ем.

— Там без тебя желающие шашлык пожарить найдутся.

— Настоящие мужчины?

Вот тут я рассмеялась.

— Ну да, там их в избытке. Все как один горазды длиной шампуров помериться.

— Фу, — сказал Жорик. — Вы, женщины, иногда бываете такими циничными.

Я фыркнула себе под нос. И подтвердила:

— Да, мы женщины такие. — Вздохнула, настраиваясь на работу. — Давай по делу. Что у нас дальше?

Жорик с готовностью разложил передо мной эскизы. Указал на крайний.

— Это на сегодня. Свадебный. Три яруса. Бисквит, ром, ванильный крем и помадка. Всё уже готово, осталось собрать.

Я поводила пальцем по рисунку, раздумывая, потом поинтересовалась:

— Ты соберёшь? А я украшу.

— Конечно. А вот этот на завтра, обрати внимание на фисташковый крем. Нужно самим проследить, в прошлый раз Машка его испортила.

— Испортит ещё раз, лишится половины зарплаты.

Жорик недоверчиво усмехнулся.

— Ты всегда так говоришь, и это уже не действует. Найди другую угрозу.

Я кинула на него быстрый взгляд и, растеряв пыл, спросила:

— Какую? Увольнение?

— А ты уволишь?

Я эскизы от себя отодвинула, недовольная тем, что меня нагло уличают в слабохарактерности и мягкотелости. А разве таким должен быть начальник?

— Я всё поняла. Распорядись насчёт завтра. Ещё нужно не забыть про партию пирожных для фуршета в Администрации города.

— Да, там наши пирожные уважают.

Мне почудился намёк в словах Жорика, который непостижимым для меня образом, всегда узнавал про мою личную жизнь подробности, которые я ото всех старалась прятать. Против меня эти знания не использовал, напротив, искренне беспокоился, хотя знал, что разговоры по душам я не жалую. И за это я его любила. Приходилось признать, что Жорик, с которым мы уже четыре года работали бок о бок, был моим лучшим другом. Конечно, есть Лиза, но она сестра, а не подружка; есть и подруги — соседки и сокурсницы, приятельницы и девушки, с которыми я порой встречаюсь в салонах красоты и в магазинах, но всё это не то, а Жорик искренне печётся о моём благополучии. Ругает, когда я задерживаюсь на работе допоздна, приносит чай и бутерброд, когда я забываю пообедать, и гневно хмурится, когда меня что-то расстраивает. Он единственный человек, не входящий в семью, который знает о моих отношениях с мэром. Об отношениях, которые давно закончились, но которые некоторым до сих пор покоя не дают. Что меня, признаться, жутко раздражает.

О Лёшке я думать не любила. Это казалось предательством по отношению к самой себе. Ведь яснее ясного, что он мне не нужен. Когда-то я отказалась выйти за него замуж, чем оскорбила его до глубины души. Отказалась не потому, что не любила, а потому что не считала себя готовой. Мне было двадцать, ему тридцать три, ему срочно нужна была жена, а в скором времени и парочка детишек, и я, осознав всё это, банально струсила. Попыталась представить свою жизнь через пять лет, и затосковала. Конечно, босая, беременная и на кухне — это было явным преувеличением, но даже при адекватном подходе менялись только декорации и стоимость моих нарядов. Горин мечтал о карьере политика, в то время баллотировался в депутаты Законодательного собрания, и статус семейного человека ему стал необходим как воздух. К тому времени мы встречались полтора года, но даже предпосылок к совместной жизни, не то что к женитьбе, не было, а потом в один момент: дорогая, выходи за меня замуж! Сказать, что я в тот момент обалдела, значит, ничего не сказать. А Лёшка вцепился в меня мёртвой хваткой, видимо, не сомневаясь, что я скажу «да», никуда не денусь. Он верил, что я люблю его куда сильнее, чем оказалось на самом деле. Люблю больше, чем саму себя.

Он ошибся. И почувствовал себя оскорблённым.

Наверное, имел на это право. Если честно, я до сих пор это не выяснила. Не считала нужным вникать в обиду человека, который через каких-то полгода сделал предложение другой, совершенно неизвестной мне девице.

Конец рабочего дня я провела в кабинете. Изучала документы, которые утром оставил для меня бухгалтер, пыталась составить план работы на следующий месяц, сверяясь с записями и оставленными заранее заказами. Торты на свадьбу, например, заказывали за несколько месяцев. Иногда попадались такие привередливые заказчики, что приходилось устраивать не одну дегустацию, и каждый раз предлагать им что-то новенькое. Иногда попросту заканчивалась фантазия. Но европейская манера устраивать эти самые предсвадебные дегустации в своё время пришлась мне по вкусу, и они пользовались большой популярностью. Невесты записывались в очередь, чтобы в определённый день месяца попасть в мою кондитерскую, попробовать и заказать торт на торжество. Кстати, этот самый день уже в эту пятницу. Значит, следующие два дня пройдут в подготовке. Кухня будет работать в авральном режиме. А Жорик потом ещё удивляется, что мне не хватает строгости кого-то уволить или наказать. Как я уволю, когда рук и без того не хватает?

— Я могу остаться, — заверил меня Жорик, перед закрытием кондитерской. Последние посетители покинули зал, дверь за ними закрыли и повесили табличку: «Мы ждём вас завтра». На кухне прибирались, официантки перестилали скатерти на столах и протирали стойку и витрину, а я стояла на первой ступеньке витой лестницы, и за всем этим наблюдала. Потом перевела взгляд на Жорика. Он снял свой любимый цветастый колпак, развязал фартук, и я не удержалась, протянула руку и пригладила его вихры на макушке. Жорик любил крутые кудри и на свою причёску тратил уйму времени и денег, я была уверена, что он в парикмахерской бывает куда чаще, чем я. Кстати, у нас один мастер, Жорик мне его и посоветовал. Он в этом толк знает.

— Не нужно. Я сама справлюсь.

— Опять до полуночи провозишься, — проворчал Жорик. Тоже коснулся своих волос, несколько благоговейно. Не удержался и спросил: — Тебе не кажется, что Максим немного перестарался и слишком много убрал на затылке?

— Ты замечательно выглядишь. Даже не сомневайся.

Жорик довольно улыбнулся, поправил яркий шейный платок. Потом в ладоши похлопал, привлекая внимание персонала.

— Шевелитесь! Оля, чего ты ходишь по залу? Прогуляться захотелось? Заканчиваем уборку и расходимся. Лиле Германовне ещё тортом заниматься. Это вы сейчас домой придёте и на диван брякнетесь!.. — Жорик ещё продолжил в том же духе, даже пальцами пощёлкал, проявляя строгость и нетерпение. Заглянул на кухню и там повторил то же самое.

А я спустилась, прошла к небольшому диванчику у окна, и присела. Наблюдала за девушками, потом повернула голову и будто невзначай отодвинула пальцем край лёгкой занавески и выглянула на улицу. Сгущались сумерки, включились фонари, и улица выглядела нарядно. Но меня занимал не проспект, не прохожие и даже не новенькие чугунные фонари в ретро-стиле. Я изучала взглядом здание гостиницы на той стороне улицы. Семиэтажное, внушительное, сталинской застройки, с большими окнами и лепниной по фасаду, оно было отреставрировано пару лет назад, и теперь радовало глаз, не то что раньше, тусклое и местами облезлое. Но я знала, что интересует меня совсем не итог реставрационных работ, мимо этой гостиницы я дважды в день проходила, и далеко не всегда останавливала на ней взгляд, а вот сейчас потянуло взглянуть. Потому что вдруг вспомнила про брюнета, который «остановился в гостинице через дорогу». Вспомнила улыбку, взгляд с прищуром и глубокий голос. Вспомнила и ощутила пробежавший по позвоночнику взволнованный холодок. От одного только воспоминания, кто бы мог подумать. Но связываться с приезжим столичным мачо в мои планы не входило, не нужны мне проблемы. Даже если они выглядят столь соблазнительно.