Тайна предсказания
Шрифт:
Когда Марта стянула с него штаны, член его взмыл вверх, как флагшток. Леберехт, еще никогда не видевший его в таком состоянии, застыдился и хотел прикрыть свой срам ладонями, но Марта упредила юношу. Торжествуя, она заключила его член между двумя ладонями и со смущенной улыбкой сказала:
— Я достаточно часто была в твоем распоряжении, сегодня же ты здесь для меня! — И при этом сжала его. Он чуть не вскрикнул.
И это была его приемная мать Марта? Та самая Марта, которая, опустив глаза, внимала покаянным проповедям соборного священника,
— Глупый мальчик, — повторила Марта, лаская его древко и прижимая к себе. — Моя тоска по тебе такая же застарелая, как и твоя по мне. Я заметила твои жадные взгляды, а ты мои — нет, глупый мальчик. Я жажду тебя! Я хочу тебя со всеми потрохами! А ты?
— Да, да, да, — прошептал Леберехт, прилагая усилия, чтобы не закричать. — Я тоже хочу тебя.
Марта, совершив умелый прыжок, села на него подобно всаднице и начала осторожно тереться своим лобком о его выросшую мужественность.
— Почему ты ничего не делаешь? Я недостаточно волную тебя?
Юноша смущенно пробормотал:
— О, Марта, Марта, ты самая волнующая женщина в мире. Ты прекрасна, как Ева в соборе, и желанна, как греческая богиня. Это все возбуждение, пойми же.
— Да ты трепач! — Марта рассмеялась и с улыбкой спросила: — Ты еще ни разу не делал этого с женщиной?
Леберехт помотал головой. Он стеснялся, ведь в восемнадцать лет ему уже давно следовало бы посвятить себя в радости любви с помощью какой-нибудь пожилой проститутки. Но все мрачные мысли исчезли в одно мгновение, когда Марта взяла его руки и прижала к своим большим грудям. Какими теплыми, мягкими и податливыми были они, как они подрагивали в его ладонях!
Пока Леберехт, позабывший обо всех молитвах и в бурном ликовании готовый запеть благостное Te Deum или Alleluja, предавался экстазу от сладчайшего груза, который когда-либо несли его ладони, член его, накаленный до предела, без всяких усилий прокладывал себе путь, а тело напряглось и выгнулось, словно арка моста.
Марта же испустила счастливый вскрик и, крепко вцепившись в длинные волосы юноши, начала танцевать на его теле. Леберехт уже не видел, что происходит вокруг него, ибо закрыл глаза. Сладострастная дрожь, сотрясавшая его тело, отнимала у него разум. Чувствуя ее губы своими губами, ее язык — своим языком, он не заметил, как дал унести себя мощному урагану. Наверное, именно таким и должно быть вечное блаженство, какое он знал из проповедей!
Когда же юноша вновь пришел в себя, улыбающаяся Марта возвышалась над ним подобно сфинксу. Ее яростные движения пошли на убыль, как волны, накатывающиеся на берег моря.
Леберехт увидел, как по щекам ее бегут слезы. Она заметила его вопросительный взгляд и объяснила:
— Пойми меня правильно. Слишком много времени прошло с тех пор, как я любила мужчину так, как сейчас люблю тебя. У меня такое ощущение, будто все это происходит со мной впервые.
В своей беспомощности Леберехт схватил руку Марты и покрыл ее поцелуями.
— Боже мой, — запинаясь, пробормотал он, — что это было?
Тут уж Марта рассмеялась.
— Что это было? Ты спрашиваешь всерьез? Два любящих человека подарили друг другу свою любовь. Понимаешь? Я люблю тебя!
Леберехт прикрыл ладонью ее рот.
— Не так громко! Ты забываешься! — Никогда прежде он не слышал из уст женщины этих слов: "Я люблю тебя". И только теперь, в это мгновение, он осознал, что произошло. Он не осмеливался думать о том, что будет завтра, а о дальнейшем тем более.
— Это грешная любовь, — произнес он чуть слышно, — это против естества и накличет инквизитора.
— Ты не любишь меня? — вспыхнула Марта.
— Что ты! — возразил Леберехт. — Я люблю тебя больше, чем Мадонну. Но это против природы! Бог никогда не простит нас. — Едва он договорил, как до него дошла абсурдность ситуации: Марта, такая набожная, казалось, не испытывала никаких сомнений по поводу своей греховности, в то время как он, вольнодумец, мучится от угрызений совести и терзается опасениями, словно кающийся грешник.
Марта прильнула к Леберехту и теперь смотрела прямо ему в лицо.
— Может ли Бог запрещать любовь двух человек? — спросила она, и глаза ее ярко сверкнули, как драгоценные камни.
Леберехт молча обхватил Марту обеими руками, и она добавила:
— Впрочем, у любви собственные законы. Я не могу сказать, что не люблю тебя, если на самом деле я тебя люблю. Ты можешь отречься от отца, матери и от своего лучшего друга, но невозможно отречься от любви. Значит, ты отрекаешься?
— О нет! — смеясь, воскликнул Леберехт. Ему приходилось следить за собой, чтобы от содроганий его тела Марта не упала с него.
— Если любовь — это счастье и удовлетворение, то сегодня, в день Богоявления, я встретил любовь.
Они посмеялись над своими патетическими словами, а потом просто лежали и молчали, каждый — с ощущением счастья от близости другого, пока громкий шорох в доме не вспугнул их.
— Если хозяин застигнет нас, он убьет обоих! — прошептал Леберехт.
— Не бойся! Уже пятнадцать лет прошло с тех пор, как Генрих в последний раз входил в эту комнату. С чего бы ему делать это именно сегодня?
Леберехт кивнул, хотя не сразу понял, что хотела сказать Марта. Но потом он начал считать и обнаружил, что Марте — при условии, что Кристоф находится в том же возрасте, что и он, — должно быть тридцать четыре года.
"Слава Господу, — подумал Леберехт, — она уже зрелая женщина, но тело у нее, как у молодой, и я люблю ее, я желаю ее, и я не променял бы ее на вечную жизнь в раю". Да, ему самому еще не было и восемнадцати, но что значило это различие, когда они лежали в объятиях друг друга?