Тайна предсказания
Шрифт:
Ортлиб схватил кошелек и, увидев в нем двадцать золотых гульденов, воскликнул:
— О, благородный господин каменотес щедр! Можешь на меня положиться. Я буду нем как могила. — Деньги моментально исчезли в его кармане.
В душе Леберехт уже пожалел о том, что бросил столько денег в пасть возчику.
— И чтобы больше ни слова о том, что ты видел! — крикнул юноша уже на ходу.
Ортлиб поднял руку, как будто собирался дать клятву.
— Ни слова. Можешь положиться на меня, каменотес! Скажем так, до Сретения! Тогда ты должен принести
С тех пор как судьба столь неожиданно обернулась против нее, Марта больше не находила покоя. Она относилась ко всем и всему с недоверием, но в первую очередь страдать от ее строгости приходилось прислуге. Слуги и служанки трактира на Отмели, которые были особенно преданы своей госпоже за ее доброту, не переставали удивляться такому внезапному превращению. Марта пребывала в том состоянии внутреннего возбуждения, которое порой за ночь меняет характер человека.
И если до сих пор хозяйку отличали великодушие и добросердечие, то теперь в обращении с людьми из своего окружения она вдруг стала холодной, замкнутой и злопамятной. Многие спрашивали себя, что за злой дух вселился в Марту Шлюссель?
Эти перемены самым естественным образом отразились и на ее внешности, хотя вряд ли можно было утверждать, что это повредило женщине. Тонкость и мягкость ее черт уступили место некоторой жесткости; к тому же теперь она носила волосы на строгий пробор и, стянув их, собирала в большой узел. Все это придавало ее облику оттенок горечи и делало еще красивее.
Была ли причиной перемена в Марте или просто стечение обстоятельств (Людовика, архиепископская девка, со дня на день должна была покинуть город), но Якоб Генрих Шлюссель, трактирщик с Отмели, казалось, вновь начал проявлять интерес к своей жене.
Это случилось столь неожиданно для Марты (а именно ранним утром, когда женщина умывалась над деревянным корытом), что она закричала, поскольку ей показалось, что супруг покушается на ее жизнь. Марта и припомнить не могла, когда Шлюссель в последний раз приближался к ней с супружескими намерениями, поэтому восприняла его неловкие прикосновения скорее как грубое приставание, нежели ласку, и с криками убежала в свою комнату.
Шлюссель, тяжело дыша, последовал за ней, и ему удалось схватить ее прежде, чем она успела запереть дверь своей комнаты.
— Ты — моя жена! — пыхтел Шлюссель в заметном возбуждении. — Твой долг — быть покорной мужу!
— А каков твой долг, господин мой? — воскликнула Марта, пытаясь высвободиться из его объятий. — Разве не долг порядочного человека — чтить свою жену и не бесчестить ее имя общением с девкой? Где же она, твоя девка? Бросила тебя!
— Молчи! Это не твое дело! Ты — моя жена и должна быть покорна моей воле. Я требую своего права, и это так же верно, как то, что я зовусь Якоб Генрих Шлюссель и женат на тебе.
— Женат? — Марта издевательски рассмеялась. — Наша женитьба ограничилась праздником у соборного священника. Уже на следующий день ты пошел своим путем. С тех пор ты провел больше времени в постели Людовики, чем в собственном доме. Ты думаешь, я не знаю, почему она исчезла? Весь город шепчется о том, что вымоченные в уксусе рыбьи пузыри не помогли ей и что она беременна то ли от епископа, то ли от тебя, то ли от другого бездельника. Во всяком случае, ее видели с брюхом, как у жабы, а потом вдруг ее стать вновь стала такой же, как прежде. Теперь за ней гоняется инквизиция. Это значит, что она стала творить ангелов.
Шлюссель отпустил жену и сел на кровать. Казалось, слова Марты задели его за живое. Он спрятал лицо в ладонях, в то время как Марта продолжала одеваться.
— И что же, если так? — Шлюссель взглянул на жену, которая не удостоила его взглядом.
— Тогда ее ожидает костер, — ответила Марта. — И боюсь, что ей не поможет даже архиепископ.
Марта удивлялась себе, своему мужеству говорить так в ее ситуации. Но, возможно, это было мужество отчаяния, а в душе ее накопилось столько презрения, что она уже не могла остановиться. Итак, она продолжала:
— Твои деньги, господин мой, испортили тебя. Ты думаешь, что все можно купить: достаток, любовь, счастье. На самом деле ты лишь обманываешь себя и становишься все несчастнее день ото дня. Богатство, как сказал августинец Лютер, когда он еще благочестиво жил в своей келье, — это самый малый дар, который Бог может дать человеку. Потому обыкновенно и дает он богатство грубым ослам, которые ничего иного недостойны.
Шлюссель, вскипев от ярости, бросил жене в лицо:
— А разве сама ты не живешь, как шлюха, с моего богатства, причем живешь неплохо? Я ведь не насильно вел тебя к алтарю! Ты шла добровольно.
Но тут Марта вновь возвысила голос и с презрением посмотрела на Шлюсселя.
— Тебе ведь хорошо известно, что мы были обручены нашими родителями, как это принято у честных горожан. Мне тогда исполнилось всего лишь двенадцать, и у меня не было иного выбора, как только подчиниться их воле. Если бы Господь не подарил мне в первые годы сына, я сбежала бы от тебя уже через год.
— Это мой сын. Это плод моего воспитания!
— В самом деле так! В юном возрасте он бежал из дома и ушел в монастырь…
Марта осеклась, испугавшись собственных слов.
— …Где он делает честь своему отцу. Судя по последним новостям из Италии, Кристоф хорошо продвигается в университете. И хотя это приносит меньше дохода, чем трактир на Отмели, отец благодаря сыну пользуется большим уважением.
Услышав, с каким самодовольством разглагольствует муж, Марта исполнилась беспомощной ярости. Святая Дева! Она едва сдерживалась, чтобы не потерять самообладания и не совершить глупости, о которой потом пожалеет. Марта была в смятении, но знала наверняка: она не желает больше жить под одной крышей с этим мужчиной.