Тайна предсказания
Шрифт:
— Пусть рассказывает это архиепископу! — кричала прямо у кафедры упитанная матрона, потерявшая во время чумы мужа и веру в Святую Матерь Церковь, ткачиха Хуссманн.
Праведная жизнь императора Генриха и его добродетельной непорочной супруги Кунигунды, о которой с похвалой упоминал проповедник, не могла успокоить слушателей, поскольку причина целомудренного брака последней саксонской императорской пары была хорошо известна. Генрих и Кунигунда — по мнению Церкви, идеальная пара — спали в разных кроватях не по причине своего целомудрия, но лишь потому, что терпеть друг друга не могли. И то, что за
Марта стояла, застыв, словно статуя, и Леберехт подошел к ней сзади так близко, что ощутил тепло ее тела. Она сделала вид, будто не замечает того, что происходит за ее спиной, но при этом прекрасно знала, что настолько приблизиться к ней может только он.
Леберехт ожидал, что Марта поспешно покинет церковь или, по крайней мере, сразу же перейдет в другое, менее укромное место, но ничего подобного не случилось. Марта стояла не шелохнувшись, словно испытывала такое же неодолимое желание, как и он. И в то время как Атаназиус Землер перечислял дни строгого воздержания для супругов, а именно: воскресенья и праздники, все среды и пятницы, дни покаяний и дни прошений, Пасхальную и Троицыну недели, а также сорокадневный пост и время перед Рождеством, Леберехт почувствовал, как от тепла, исходящего от тела Марты, его уд растет и растет, углубляясь в складки ее длинного одеяния. Марта тяжело дышала. Ее стянутая шнуровкой грудь бурно вздымалась и опускалась, но сама она оставалась неподвижной.
— Марта, — тихо простонал Леберехт.
— Ни слова!
— Прости, на меня нашло.
— Ни слова! — повторила она.
Леберехт украдкой огляделся, не заметил ли кто-нибудь его постыдную похоть; но в той суматохе, которая царила в соборе, на безбожную страсть никто не обратил внимания. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не взять Марту сзади, как он делал много раз, греша двояко: как нарушитель супружества и действуя faciem ad faciem, [54] как предписано Церковью.
54
Лицом к лицу. (Примеч. автора.)
Вдруг Марта левой рукой ухватила его бесцеремонный уд и стала мять его, как картошку. Леберехт едва не заорал — так болезненна была ее хватка, но, чтобы не выдать себя и не доставить Марте триумфа, он лишь стиснул зубы.
Было ясно, что Марта, причиняя ему боль, хотела отомстить; усилить его возбуждение, разумеется, в ее намерения не входило. Его беспомощная попытка вывернуться и освободиться от захвата закончилась плачевно, и лицо Леберехта исказилось в гримасе. Лишь когда Землер закончил проповедь громким "аминь", Марта отпустила юношу и перенесла свое внимание на мессу, словно ничего не случилось.
Леберехт мог бы свернуть ей шею; он ненавидел ее, как только можно ненавидеть человека, которого любишь.
Марта заметила, что он собирается покинуть собор, и шепнула:
— Жди меня за строительным бараком!
Когда Леберехт через ворота Милости вышел на улицу, он чувствовал себя оглушенным. Связано это было, с одной стороны, с летней жарой, стоявшей вокруг и грозившей уничтожить урожай на полях; с другой же стороны, требование Марты ввергло его в такое беспокойство, что свой путь вокруг георгиевских хоров он совершил скорее шатаясь, чем прямо.
Неужели Марта передумала? Ничего иного это означать не могло! Страсть победила ханжество? Разврат — веру? Ничего не желал он в это мгновение более страстно. Как хорошо, что он не отослал прощальное письмо, которое было не слишком лестным для Марты!
Уже много месяцев он не имел отношений с прекрасным полом, ибо не испытывал желания быть с какой-нибудь другой женщиной, кроме Марты, первой и единственной в его жизни, его госпожой, обучившей его любви, как некогда Диотима — мудрого Сократа.
То, что после чумы она прогнала его как глупого мальчишку, что она унизила его, было забыто в ожидании соблазнов, которые возникали перед взором Леберехта подобно картинам земли обетованной. Он пытался сохранять спокойствие, как подобает прихожанину в утренние часы, но при этом готов был перешагивать через три-четыре ступени за раз и одним прыжком преодолеть стену, которой был окружен строительный барак, и спрашивал себя, как ему удавалось жить без нее все это время.
Когда после окончания мессы появилась Марта, он побежал ей навстречу, чтобы обнять. Но намерение это не осуществилось, поскольку женщина встретила его пощечиной. Леберехт не знал, что делать.
— Это — за твое поведение в соборе! — сухо сказала она и оттолкнула юношу в сторону.
За грудой блоков песчаника, где они часто встречались для тайных прогулок, она остановилась.
Леберехт вопросительно посмотрел на нее.
Марта вздохнула, а затем тихо начала:
— Господь карает за наши грехи со всей суровостью. Есть свидетель нашей преступной связи. Он угрожает выдать нас.
— Это невозможно!
— Это ты так думаешь!
— Кто же эта свинья?
— Ты хорошо его знаешь!
— Ортлиб, возчик?
Марта кивнула. Она смотрела на мостовую перед собой и молчала. Ее молчание длилось несколько минут, и тишина постепенно обретала что-то угрожающее.
— Понимаешь, что это значит? — произнесла она с укоризной.
— Ты была так же неверна своему мужу, как и он тебе.
— И все же есть большое различие. Тебе это известно. По уголовному уставу для такой, как я, это может означать смерть; а если мне повезет, то изгнание. Но если за меня возьмется инквизиция, то я наверняка закончу костром, вместе с детоубийцами и содомитами.
— Надо заставить его замолчать, — заявил Леберехт. — И этот малый будет молчать, положись на меня!
Бывают дни, когда кажется, что весь мир ополчился против тебя. Таким было и это воскресенье августа, когда солнце немилосердно палило с небес, а люди укрывались в прохладе своих домов.
Леберехт очень беспокоился о Марте; даже если она, как и прежде, отвергала его, он был уверен в том, что ее подавленная страсть в ближайшем будущем снова проснется. Чувства можно подавить, но не погасить.