Тайна, приносящая смерть
Шрифт:
– Сказал. – Лемешев растерянно заморгал, поднес скованные наручниками запястья к губам, подул осторожно.
– И кого он особенно часто навещал ночами, наш мутный малый? – спросил Щеголев, почти уверенный в ответе.
– Часто или нет, не знаю. Но пару раз видал его, как он от Бобылихиного дома крался. Я от Сашки домой спешу, а он оттуда бочком все, бочком, – разочаровал вдруг его скованный наручниками Иван.
– Бобылихиного? Это кто еще?
– Там бабка раньше жила одинокая, ни семьи, ни детей, звали ее Матрена, кажется. Бобылихой ее звали на деревне, и все, без имени. В деревне ведь так, пристрочат имечко, потом живи с ним. Мою мать вон
Фекла и есть, покивал Данила. Не была бы Феклой, не пошла бы на поводу у находчивого сыночка, попросившего подсыпать в чай заядлому читателю районки – Степушкину то бишь – снотворного. Отговорила бы, усовестила. А то и подзатыльников наподдавала. А она...
– Слушай, а чего ему у дома этой самой Бобылихи-то делать? Если у той ни семьи, ни детей, да и сама, наверное, старая? – рассеянно проговорил Данила, стоя спиной к парню и лицом к окну.
Не давало ему покоя Толиково кобелирование, раздражало, бесило. Нашел тоже время! Если бы не гомонящая толпа из сотрудников и зевак, взявших дом Степушкина в плотное кольцо, давно бы уже в сад утащил Лилию Федосеевну. О дальнейших действиях можно было лишь догадываться. Может, на жизнь свою собачью стал бы ей жаловаться. Либо, наоборот, ее, безутешную, жалеть, только что пусть и не в законе, но овдовевшую.
Не выдержав, постучал костяшкой пальца по стеклу. Толик нервно дернул шеей, обернулся на стук, нахмурил брови, которые мгновение назад так виртуозно метались над горящими алчным светом глазищами. Дернул вопросительно головой. Данила не нашел ничего лучшего, как погрозить ему пальцем. И себе за спину им же потыкать, призывая того к исполнению долга. Малый-то все еще сидел посреди комнаты, где замочили Степушкина.
Толик лишь сердито отмахнулся, настырно повернулся к окошку, то есть к Даниле спиной, демонстративно уложил наглую длань на оголенное плечо безутешной и увлек-таки ее подальше от посторонних глаз. Куда-то за угол поволок, куда конкретно, из окна Даниле видно не было.
– Так что Хлопов этот забыл у дома Бобылихи? – поторопил с ответом приунывшего хакера Данила. – На старух потянуло?
– Прямо, как же! – фыркнул тот, но без прежней чувственности, силы стали иссякать. – Бобылиха померла давно. А в доме том секретарша школьная живет теперь. Ушлая тетка. Со всеми успевает. – Лемешев подвигал тазом и локтями, намекая на род занятий школьной секретарши. – И к Жорке этому вот носилась из одной деревни в другую, сто километров не крюк ей! И Игорек втихаря к ней захаживал. Да если с ним разобраться и хорошенько поспрашивать, он мало кого обошел, тихушник-то наш. Днем весь праведный, на тете Маше жениться будто собрался, со всеми улыбается, с поклоном здоровается, а ночами... Оборотень просто какой-то...
– Что?!
Данила вздрогнул от неожиданных мурашек, щедро высыпавших от влажного воротника рубашки до пояса. Мысль, неожиданно его посетившая, была до того нелепой и оглушительной, что хоть плачь, хоть смейся. Необходимо было срочно переговорить с Толиком, который скрылся за углом дома с энергичной бабой, ублажающей всех подряд без разбора. Или, наоборот, тщательно отбирающей кандидатуры, а потом...
Да, Толик непременно разорется, начнет упрекать его в прошлых неудачах, обзывать фантазером. Станет вспоминать, как много раз подряд разрабатывал его фантазийные версии, оказавшиеся впоследствии пустышками. Будет махать руками, брызгать слюной, намекать на неприятности и напоминать ему, что в следственном изоляторе у них уже имеется
Нет, Толик ему помогать не станет. Но найти его на заднем степушкинском дворе не помешает. Нечего фигурантов дела за задницу лапать!
Оставив Лемешева на попечение одного из опергруппы, Данила двинулся за угол дома. И вскоре за сараем, за ровными рядками выложенных поленницами дров, услыхал сдавленный шепот и прерывистое дыхание своего неуемного коллеги.
– Тук-тук-тук! – громко произнес Данила и постучал даже по деревянной стенке сарайной, прежде чем вывернуть из-за угла.
Все равно застал голубков врасплох. Толик уже успел закатать Лялькин подол почти до самой поясницы и шарил теперь неистовыми лапищами по ее голым ляжкам. Еще минуты три-четыре, и Данила запросто мог бы лицезреть голый зад коллеги. Ремень, во всяком случае, тот уже расстегнул.
– Лишу премии, – медово улыбаясь, протянул он, скрестил руки на груди, оперся плечом о поленницу. – А ну брысь отсюда, пострадавшая!
Лялька сверкнула в его сторону потерянными в прерванной истоме глазищами, тяжело вздохнув, одернула подол и на нетвердых ногах удалилась.
– Что ты делаешь, а?! Сволочь ты все-таки, Щеголев! – ухватив паховые принадлежности в пригоршню, Толик сполз по сарайной стене на землю, захныкал. – Все так славно шло, а! Надо было...
– Надо было тебе башку оторвать за то, что ты на месте преступления готов трахнуть фигурантку, вместо того чтобы заниматься вплотную делом, – зло процедил Данила.
– А я вплотную занялся телом! – осклабился коллега в болезненной гримасе.
– И хорошо еще, если она так фигуранткой и останется, а не переквалифицируется...
– В мою супругу? – дурашливо рассмеялся Толик. – А что? Чем не вариант? Тамарка задолбала просто своими вечными претензиями.
– Эта, думаешь, претензий предъявлять не станет? – хмыкнул недоверчиво Данила. – С таким богатым опытом...
– Ну что ты опять, а? Ну что?! – разозлился Толик, встал, елозя спиной по сарайной стенке, отряхнулся, поправил рубашку, штаны, застегнул ремень. – Мне ее опыт не мешает.
– Это точно! Только опыт опыту рознь, коллега! – Данила шлепнул Толика по плечу, подтолкнул: – Ступай, ступай, дорогуша. Опыт, понимаешь!
– А что? Как раз наоборот! Такая зажигалка, скажу тебе!
– Да, да, конечно, – бубнил Данила, ступая по пятам за Толиком. – Эта самая зажигалка носилась из деревни в деревню на свидания к пожилому мужику, если честно, ничего из себя не представляющему. Вот что тебе в нем интересного показалось, а? Правильно, ничего. Старый, тщедушный, лысый. Каким бы мастером ни был в кроватке, туда себя еще надо заставить впрыгнуть, Толя!
– Что, думаешь, по расчету она с ним, да?
Толик неожиданно остановился, и Данила налетел ему грудью на спину. Чертыхнулся и снова подтолкнул.
– Нет, что ты! – обронил, обгоняя коллегу. – По любви она с ним! Хороший дядя, очень хороший. Судимостей, как блох на собаке. А она вот не побоялась с ним.
– Он же не убийца, он вор, – вяло возразил Толик, гребя пятерней по голове, расчесываясь.
– Именно, Толя! Именно вор! Имя которого обросло некоторыми легендами.
– Ты про цацки?