Тайна расстрелянного генерала
Шрифт:
Если он успеет подавить заговоры, то, конечно, сбежит. И его поймают не в Москве, которая будет уничтожена, а где-нибудь за Волгой или за Уралом. Столицу он покинет, разумеется, до катастрофы. Может быть, станет прятаться у себя в Азии? Конечно, гибель такой фигуры будет видна всему миру. По скандальной популярности он превзошел всех заурядных политиков. Тем величественнее будет германский триумф.
Мысли Гитлера вновь вернулись к предстоящей восточной кампании. Да, именно так: русские всегда плохо держали первый удар. Фюрер вновь благосклонно посмотрел на Кейтеля и взглядом усмирил готового взорваться министра пропаганды. Всему свой черед.
31
Робкие служащие
Пол в фойе был натерт до блеска, люстры сияли, и все это для важных гостей, которые заполнили зал. Билетерша хотела было спросить пропуск или какой-нибудь документ, но не успела. Ее напарница проявила дисциплину.
– Михална!
– крикнула она от скуки пронзительно, когда полковник скрылся.
– Чего же ты билет не спросила?
Тем временем полковник вошел в зрительный зал и, свободно ориентируясь в темноте, двинулся между рядами. Всполох на сцене высветил круглую бритую голову командующего, и полковник, найдя кратчайший путь между креслами, направился к нему. Склонился и прошептал несколько слов. Генерал Болдин напряженно прислушался, но не смог уловить ни единого слова. А сообщение вряд ли было ординарным. Вошедший полковник Блохин был начальником разведотдела штаба округа.
Откинувшись в кресле, Павлов глухо спросил: "Откуда?" - и начальник разведки Блохин, еще раз нагнувшись, терпеливо объяснил.
Скулы на суровом лице командующего окаменели. Глаза сузились, выдавая хищный азиатский прищур. Заметив вопросительный взгляд своего заместителя, Павлов качнулся вперед, точно хотел поделиться новостью. Потом раздумал. Требовалось поразмышлять самому.
Сведения, которые сообщил Блохин, на первый взгляд были ошеломляющими. И в то же время они выстраивались в один ряд с такими фактами, восприятие которых притупилось из-за постоянного одергивания Москвы. Первое побуждение было бросить все и бежать в штаб. Поднимать армию, выводить войска на позиции. Но Павлов тут же твердо одернул себя. Бегать надо было раньше. Тревогу следовало бить неделю назад, когда перебежчики один за другим называли двадцать второе июня. Особисты их крепко потрясли на предмет провокации. И скорее всего, после двадцать второго пустят в расход.
"Надо, надо!
– передразнил себя Павлов.
– Кто может поступать, не считаясь с мнением вождя? Сколько таких ретивых, искренних служак превратилось за последнее время в лагерную пыль? Еще один повод пополнить их ряды?"
Дмитрий Григорьевич неприязненно покосился на сидевшего сбоку Болдина. В сложившейся обстановке само сознание, что от него ждут каких-то действий, кардинальных, решительных, а значит, опасных, вызывало неприятное чувство. И оно невольно переносилось на заместителя и ожидавшего приказаний начальника разведки. Дмитрий Григорьевич мрачно посмотрел на расплывающуюся сцену и ничего не увидел. Потом сам себя одернул и сжал кулаки. Конечно, сообщения разведчиков становились все тревожнее. Ну и что? Нападение на Францию, Норвегию не раз откладывалось. Сам он лично считал самым опасным сроком пролетевшую середину мая. Тот срок называли многие агенты. Однако минуло... Может, и сейчас пролетит? Лето к середке тащится. Осень близко. Кто же осенью начнет... В
Никогда так не радовался Дмитрий Григорьевич переменчивому российскому климату: не успеешь привыкнуть к теплу - хлынут холода. Новая смена впечатлений. А с военной точки зрения - благодать. Зимой никто не сунется. Зимой держать оборону проще. А наступать труднее. Но то, что сообщил начальник разведки, нарушило все представления, выходило за привычные рамки.
– Этого не может быть!
– твердо и громко произнес Павлов, покосившись на Блохина.
– Проверьте!
Заметив чутко наставленное ухо Болдина, тронул его за рукав. Первый зам живо повернулся и привстал, вглядываясь в освещенное сценой лицо командующего. Его опять поразил дикий азиатский прищур. Но вот лицо командующего прояснилось.
– Чепуха какая-то!
– произнес Павлов, понизив голос.
– Разведка сообщает, что на границе очень тревожно. Немецкие войска якобы приведены в боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы.
– Так это и раньше сообщалось, - ответил Болдин успокаивающе.
– Ведь пережили...
Согласно кивнув, командующий вновь коснулся его руки в знак благодарности и, приложив палец к губам, показал на сцену.
32
Молодая женщина в окружении мужчин держалась уверенно и просто. Хотя обстановка не располагала к доверительности, а тем более к возвышенным мыслям и отношениям. Обшарпанные стены придорожной пивной были испещрены забористыми выражениями. За прилавком между пивными кружками бесцеремонно восседал полнощекий продавец. Из тех, кто умеет сказать вовремя веселое словцо, разбавить пиво и дать в долг. Так, по крайней мере, оценил его майор в запыленной гимнастерке, наблюдавший за сборищем со стороны.
Тут было все к месту, кроме удивительного явления - женщины. Завсегдатаи пивнушки сгрудились вокруг нее, едва не сдвинув столик. Каждый плел свою игру. Одежда парней и мужиков - грубые сапоги, рубахи навыпуск, замусоленные свитера - как бы оттеняла легкий праздничный наряд женщины белые ленты, голубое платье, туго схваченную грудь и бедра, которые она своим ясным, смеющимся взглядом призывала не замечать.
Однако веселость, по наблюдениям майора, давалась ей нелегко. Спокойствие и непринужденность были скорее наигранными, чем истинными. И само имя - Надежда, произнесенное вслух, вряд ли было ее собственным. Пусть даже по документам она так и значилась. Майор даже подумал, не шпионка ли. Наряд ее не располагал к путешествию. А между тем она искала попутчиков аж до самого Белостока. Надо было проверить.
– У меня машина. Еду в Белосток, - сказал он, обращаясь к женщине. Заметил, как исчезает в ее глазах интерес ко всем окружающим.
– Могу подвезти.
Вспыхнувшая улыбка, в которой читались и благодарность, и обещание, предназначалась только ему.
* * *
Июньские ночи коротки.
Машина мчалась с включенными фарами меньше часа, и уже вновь можно было без света различать дорогу.
– Для маскировки, - пояснил майор, и слово это прозвучало для Надежды непривычно и странно.
В рассеившейся мгле лицо майора показалось ей измученным, серым. Иногда он словно забывал о существовании своей легкомысленной спутницы. А она с удовольствием взяла на себя эту роль. Расправила платье на коленях. Этот почти неосознанный жест призван был смягчить характер майора. Однако не произвел на него никакого впечатления. В то же время он явно старался посмотреть в ее сторону и не решался, только косил глазом. Наконец она поняла, что взгляд майора направлен не на нее, а на поваленные вдоль дороги столбы с разорванными проводами.