Тайна Розенкрейцеров
Шрифт:
– Удивил… – Коповский саркастически ухмыльнулся. – В прошлом году они сновали над поселком все лето и половину осени – до ноября – как навозные мухи. Я сам видел. Но причем тут Климпа?
– Очень даже причем. Эта штуковина зависла как раз над его конурой. Из нее на землю упал зеленый луч, и стало видно, как днем. Климпа выскочил во двор и начал подпрыгивать и кривляться, словно обезьяна. Он что-то кричал и грозил небу кулаками. А затем… Затем раздался взрыв и НЛО рассыпалось на тысячи кусочков. Вот был фейерверк, доложу я тебе!
– Ты сам это наблюдал?
– Нет. Я видел только зарево.
– Понятно…
Стах облегченно
– А кто тебе рассказал про Климпу? – спросил Коповский, вытирая пену с губ тыльной стороной руки.
– Старуха Живалкова, его соседка. И не мне, а моей мамаше.
– Нашел, кому верить… Ее хлебом не корми, дай язык почесать. Она может такое сплести… В позапрошлом году эта старая перечница всем рассказывала, что видела сатану. Будто ходил он ранним утром по улицам весь в черном, глаза как горящие уголья, на голове диковинный берет с петушиным пером, а на ногах хромовые сапоги с высокими голенищами – чтобы скрыть копыта.
– Это я помню.
– Ну вот.
– Но зарево-то было!
– Возможно. Расспроси пожарных, может, где-то что-то горело. У нас это бывает часто.
По лицу Анджея было видно, что его обуревают сомнения, и он готов был спорить со Стахом и дальше, но благоразумие взяло верх. Тем более, что очередной жбан показал дно, а злить благодетеля, все равно что плевать в свою тарелку с супом.
Ох, уж эта Живалкова… Старая карга с языком как ведьмино помело.
Стах покачал головой и поманил пальцем Жулинского – чтобы тот принес еще один жбан. И в этот момент, как показалось Коповскому, ему в сердце вонзилась ледяная игла. Он даже на миг задохнулся от боли.
– Что такое, черт побери!
Он перевел дыхание, помассировал грудь… и неожиданно вспомнил ксендза. Бросив взгляд на часы, он грязно выругался.
– Опоздал на встречу! Нет, еще не опоздал, но это может случиться, если задержится у Жулинского еще на минуту.
– Все, хлопцы, мне пора! – нервно сказал Стах, поднимаясь на ноги.
Он бросил на стол несколько купюр и выскочил из-под навеса с такой прытью, будто за ним кто-то гнался.
Кто-то очень опасный. Его будто тянуло к старой мельнице на веревке. Это была неодолимая сила, которой он не мог противиться.
– Что это со мной!? – удивлялся Коповский. Но не эта мысль была главной. Над всеми эмоциями и устремлениями преобладала основная идея – прийти вовремя на встречу.
Он успел. Когда запыхавшийся Стах добежал до старой мельницы, над местностью вдруг раздался колокольный звон – будто неподалеку был православный храм или одна из кремлевских башен. Коповский даже вздрогнул от неожиданности и всполошено огляделся по сторонам – что это!? Или мелодичный звон ему померещился?
– Почудилось… Точно почудилось.
– Стах тряхнул головой и нервно хихикнул.
– Что это с ним сегодня? Нет, все-таки ксендз прав – нужно меньше пить…
Он огляделся. Местность была очень живописной, словно сошла с полотен старинных мастеров. Водяную мельницу построили еще до революции, когда речка была полноводной. Ныне она обмелела, а здание мельницы, сложенное из красного кирпича, сильно обветшало и потеряло крышу, но в развалины не превратилось – больно уж хорошие мастера его делали.
Старые люди говорили, что при строительстве каменщики добавляли в раствор куриные яйца и какой-то серый порошок, поэтому здание не смогло разрушить даже прямое попадание авиабомбы во время Отечественной войны. К мельнице жители поселка наведывались редко. Она издавна пользовалась дурной славой. Ее первый хозяин повесился, его сын-наследник пропал без вести, а старый прасол [10] , перекупивший мельницу у несчастной вдовы, зарезал свою молодую жену, изменившую ему с заезжим офицером.
10
Прасол – в дореволюционной России оптовый скупщик сельскохозяйственных продуктов.
Во время гражданской войны белые расстреливали возле мельницы комиссаров и чекистов, затем уже красные пускали здесь на распил разных буржуев, интеллигентов и контру, а когда установилась советская власть, неподалеку от этого места находился концентрационный лагерь, в котором собирали для отправки в Сибирь тех, кто не хотел вступать в колхозы.
В общем, местечко было еще то. А если учесть, что и во времена развитого социализма в районе мельницы случались разные неприятности и даже смертоубийства, тогда станет понятным, почему у Стаха похолодело внутри, и он невольно сунул руку в карман, где лежал нож.
– Нож – плохая защита от страха, который поселился в твоем сердце.
Голос прозвучал ниоткуда. Казалось, что звуки доносились с небес, но когда Коповский резким движением вскинул голову, чтобы посмотреть вверх, рядом послышался смех, напомнивший ему фильм о Фантомасе, которого играл знаменитый французский актер Жан Маре. Стах в бешенстве крутанулся на каблуках, чтобы разобраться с «шутником» по полной программе, но тут же стушевался. Мало того – он невольно сделал шаг назад и на какое-то время онемел. Перед ним стоял Черный Человек – пугало его детства. Бабка рассказывала о нем так часто, что Стаху он казался не вымышленным, а живым, во плоти.
Став взрослым, Стах понял, что россказни бабки – это всего лишь метод воспитания. Родители не любили, когда их отпрыск задерживался на улице допоздна – то есть, до полуночи – и строго за это наказывали. Однако ни отцовский ремень, ни материнские розги не шли ни в какое сравнение с эффективностью сказочных историй, которые бабка нашептывала внуку на ухо, когда он ложился спать.
По ее словам, Черный Человек появлялся, едва начинало темнеть, и уводил детей и взрослых к старой мельнице, после чего их больше никто не видел. Наверное, он обладал гипнозом, потому что люди шли за ним, как зомби, – безвольные и безгласные. Но самое интересное заключалось в том, что жители поселка и впрямь иногда пропадали. Мало того, находили следы, которые указывали на то, что исчезнувшие люди посещали мельницу в тот день, когда их не стало.
Высокий худой мужчина, который стоял перед Коповским, был очень похож на Черного Человека, о котором говорила бабка. Неподвижные глаза, хищный ястребиный нос, аскетическое лицо, похожее на череп, обтянутый кожей, магнетический взгляд…
Но одет он был не в черный, а серый плащ; на его ногах были не сапоги с высокими голенищами, а обыкновенные остроносые туфли, писк последней моды; а вот на голове красовался большой берет, украшенный фазаньим пером и какой-то эмблемой, выполненной из серебра с чернью, – ну точь-в-точь такой, как описывала в своих россказнях старуха Живалкова.