Тайна Синего имама

Бессон Бернар

Файяр кивком велел Морвану и Дюфлону дю Террайлю следовать за ним. Не обращая внимания на развешанные по стенам портреты министров внутренних дел за последние сто пятьдесят лет, они миновали приемную.

Как только швейцар открыл дверь, Анри Шабер встал из-за стола, где между папками с бумагами стояла бутылка «Эвиан», и вышел навстречу Файяру и его спутникам. Файяр был одного роста с Морваном, но немного полнее; ДДТ возвышался над ними по меньшей мере на две головы. При других обстоятельствах это трио могло показаться смешным, но сейчас собравшимся было не

до смеха.

За покрытым изморозью окном зловеще раскачивались черные ветви деревьев.

— Садитесь, пожалуйста. — Министр указал на кресла в стиле Людовика XVI, стоявшие вокруг низкого столика.

Шабер взял сигару, отрезал кончик и закурил, обращаясь к Файяру:

— А вы все так и не курите…

— Нет, господин министр.

Шабер выдохнул колечко синего дыма и достал из кармана пиджака мятый листок бумаги.

— Это черновик речи, с которой я вскоре должен выступить перед прессой. Я больше не могу молчать, пока журналисты осаждают здание издательства «Галуа», а все телеканалы наперебой твердят о проклятых «Стихах», об убийстве англичанина и о том, чем эти недавние события грозят Франции.

Шабер зачитал им свое обращение серьезным и внушающим доверие тоном, будто и впрямь обращался к журналистам.

— Мне хотелось бы услышать ваше мнение об этой речи, — сказал он, закончив чтение.

Файяр заговорил первым. Он не стеснялся высказать свое мнение, будучи старым другом министра, к тому же родом из Оверни: уроженцы этой провинции славятся своей прямотой.

— Мне кажется, не стоит говорить, что приняты все возможные меры безопасности. Представьте себе, что произошло самое худшее…

— Мой дорогой Файяр, вы рассуждаете как полицейский, а я — как политик. Если произойдет несчастье, нас в любом случае обвинят в том, что мы не приняли необходимых мер. Что бы ни произошло, во всем винят министра внутренних дел.

Три начальника кивнули в знак согласия. Их многолетний опыт свидетельствовал о том, что министр всегда оказывался прав.

Морван рискнул обратиться к Шаберу:

— Когда вы скажете, что был запущен план «Вижипират», журналисты захотят узнать, какие еще меры у вас есть в запасе.

— Я скажу, что мы мобилизовали несколько подразделений полицейского спецназа и собираемся разместить бойцов на каждом вокзале, в каждом аэропорту и около всех потенциально опасных объектов.

— Они потребуют, чтобы вы подробнее рассказали им, в чем состоит угроза.

— Я намекну, что нам известен план террористов. Расскажу им о Тарике Хамзе.

— А если завтра выяснится, что Тарик Хамза мертв?

Шабер повернулся к Файяру, как бы призывая его в свидетели:

— Файяр сказал мне, что ваш сотрудник беседовал с ясновидящей. Но я же не могу прилюдно признать, что наш главный источник — какая-то колдунья. Меня примут за идиота!

ДДТ едва сдерживал усмешку.

— У вас есть какие-нибудь доказательства?

— Никаких, — ответил Морван.

Шабер затянулся сигарой:

— Что вам известно о Тарике Хамзе и его отряде?

— Американская разведка сообщила нам сотни имен. Некоторые

из них фигурируют в картотеках европейских спецслужб. Управление общей разведки и контрразведка сейчас работают с этими данными, но до сих пор у нас нет определенных результатов. Мы засекли несколько финансовых операций, которые могут свидетельствовать о готовящейся акции, но пока ничего конкретного. Мы только можем с высокой степенью вероятности предположить, что одной из мишеней террористов станет здание, в котором проживает Клеман-Амруш, — закончил свой отчет Файяр.

Шабер выдержал паузу.

— Я не буду эвакуировать ни дом Клеман-Амруша, ни вокзалы и аэропорты, ни предприятия, которые могут атаковать террористы. Это означало бы признать поражение. Сегодня двадцать четвертое декабря, французы готовятся встретить Рождество. Если мы сейчас допустим панику, эти сволочи поймут, что выигрывают. Вы уже нашли рукопись? — обратился министр к Морвану.

— Моя сотрудница поехала за ней. Она принадлежит некоему Адриану де Ла-Мот-Ружу. Его предок участвовал в крестовых походах.

— И чем занимается этот человек?

— Он ветеринар.

Шабер задумался. Этот толстяк, питавшийся только сваренным на пару рисом и водой, обладал необычайно живым умом. Он имел наглость вести себя как человек, представляющий интересы народа, и ему хватало смелости выполнять свои обещания. И то и другое пугало чиновников, привыкших к конформизму и соглашательству. Шабер повернулся к Морвану:

— Предложите этому ветеринару отдать или продать нам бумаги.

— Он подумает, что мы совсем рехнулись, и еще заломит несусветную цену.

— Безопасность Франции не имеет цены. Я могу использовать секретные фонды. Хоть раз в жизни эти деньги будут потрачены на что-то стоящее, — пошутил Шабер.

ДДТ вздохнул. Несколько дней назад министр отказался выделить средства на финансирование международных исследований иракского шиитского движения.

— Дорогой Морван, я отдаю себе отчет в том, что эта идея была впервые выдвинута вами, а я выступаю за соблюдение авторских прав. Поэтому я хочу, чтобы вы сами привели ее в исполнение. — Шабер указал концом сигары на координатора разведки. — Вы заберете эти рукописи, отдадите их тем, кто убил Перси Кларенса, и попросите их успокоиться. Можете даже сказать им, что Франция готова принести извинения или что-нибудь в этом роде. Премьер-министр в этом со мной абсолютно согласен. Мол, мы очень сожалеем, что невольно допустили неправильное толкование Корана. Вы сами подберете правильные слова.

— Вы просите меня вести переговоры с террористами?

— Это ведь была ваша идея, не так ли?

— Да, но…

— Я предпочитаю вести переговоры по поводу старых пергаментов, чтобы избежать гибели женщин и детей, если террористам вдруг придет в голову взорвать поезд или угнать самолет и врезаться на нем в многоэтажный жилой дом. Мне наплевать на всякие принципы и красивые слова. Оставляю их чистоплюям. А мы начнем переговоры, пока не случилось непоправимое.

— Тут есть одна трудность, господин министр.