Тайна смерти Петра III
Шрифт:
Глава 8. ПЕРВЫЕ ШАГИ
Внешне Екатерина проявляла полное спокойствие. Недаром позднее один из английских дипломатов назвал ее «Леди Невозмутимость». Обладая живым темпераментом, она годами пестовала в себе такие качества, как приветливость, доброжелательность, умение слушать и не рубить с плеча – именно то, что нравилось людям. Теперь следовало проявлять их на каждом шагу. Казалось, нашу героиню вообще нельзя вывести из терпения. Но то была иллюзия.
Волнения, связанные с переворотом, отразились не на поведении, а на самочувствии государыни. «Императрица была несколько разгорячена, и на ее теле появились красные пятна, – писал Рюльер. – Она провела
Ей приходилось видеть множество людей, ездить в Сенат, обедать в обществе полусотни придворных, а по ночам еще и успокаивать гвардейские полки. «Сенат собирается почти ежедневно утром во дворце, – доносил 31 июля Гольц, – и редкий вечер проходит без того, чтобы не было собрания Совета. Ее императорское величество редко не удостаивает своим присутствием эти собрания. Трудно передать, до какой степени эта государыня следит за делами». Примерно то же самое писали иностранные дипломаты о Петре III в первые недели его царствования. Молодой император наслаждался властью. Потом устал.
У Екатерины страсть к делам не была временным увлечением. «Нет ни одного распоряжения, которое не делалось бы ей известным», – продолжал Гольц 10 августа. «Неудивительно, что ее величество не пользуется полным здравием, потому что она беспрерывно предается занятию, не оставляя себе ни одного часа на развлечения: до такой степени ее величество находит удовольствие исполнять обязанности правления»491. Обратим внимание на последние слова. Труд во власти доставлял нашей героине наслаждение.
Каждый монарх упивается своим положением по-разному. Характерным будет сравнение с Елизаветой Петровной. Сколько раз иностранные дипломаты и собственные министры жаловались на лень, медлительность, страсть к праздной жизни покойной императрицы. Между тем перечисленные качества были для нее органичны и проистекали из понимания своего места, свойственного этой государыне. Она родилась честолюбивой и добивалась короны, потому что считала: трон предназначен ей. Она – дочь Петра Великого, его последняя отрасль – и будет только справедливо, если на престоле закрепится Петрова, а не Иванова ветвь. Превращение цесаревны Елизаветы в императрицу поставило точку в ее стремлениях. Правда восторжествовала, во главе страны встал истинный государь, наступил «золотой век», время остановилось. Добиваться чего-то еще, трудиться для достижения большей славы – не имело смысла.
Екатерина представляла обратный пример. Чужая на чужой земле, она не просто прикинулась, а стала своей для окружающих. «Не рожденная от крови наших государей», как презрительно писал о ней М.М. Щербатов. Не дочь Петра Великого – но его духовная наследница. Новая государыня желала убедить подданных, что наделена способностями стоять во главе страны и вести ее к процветанию. «Не можно сказать, чтобы она не была качествами достойна править толь великой империей, – продолжал Щербатов, – естли женщина возможет поднять сие иго, и естли одних качеств довольно для сего вышнего сану»492.
По-своему Екатерина не меньше Елизаветы была уверена в праве носить корону. Но древо ее желаний имело иные корни – талант и трудолюбие, отмеченные Богом. Недаром в душу императрицы так запало чудесное предзнаменование. «В 1744 году 28 июня… приняла я Грекороссийский православный закон, – вспоминала она. – В 1762 году 28 июня… приняла я всероссийский престол… В сей день… начинается Апостол сими словами: “вручаю вам сестру мою Фиву, сущую служительницу”»493. Заметим: для нашей героини особенно важным было не только совпадение «венца небесного» с «венцом земным», но и тот факт, что ее «вручили» в качестве «служительницы». Свое дело она воспринимала как служение и на этом основывала право занимать престол. Царское место, представлявшееся Елизавете чем-то вроде мягкого дивана, превратилось для Екатерины в кресло у рабочего стола.
Было и предчувствие великой судьбы. Историки нередко посмеиваются над мемуарными уверениями императрицы, будто она совсем юной Ангальт-Цербстской принцессой почувствовала, что сделается самодержавной государыней. Ведь у нее не было никаких прав. Ничто не предвещало ни ранней смерти мужа, ни всенародного доверия. Еще на пороге переворота Екатерина не знала точно, какое место займет. Регентство при малолетнем сыне – наибольшее, на что стоило надеяться. И все же, все же… Вопреки здравому смыслу она знала, кем рождена. Оставалось реализовать свой персональный миф. Стать из вещи в себе вещью для себя, как сказал бы Кант.
И вот уже в октябре 1762 г. в беседе с вернувшимся Бретейлем прозвучат слова, позднее неоднократно повторенные в «Записках». «Она мне сказала, – доносил дипломат, – что по прибытии в эту страну ее не покидала мысль, что она будет здесь царствовать одна»494. Без Божественного вмешательства дело не обошлось. «Наконец Господь привел все к угодному Ему финалу, – рассуждала Екатерина в письме Понятовскому 2 августа. – Это напоминает скорее чудо, чем реальность, предвиденную и организованную, ибо столько счастливых совпадений не могли быть собраны воедино без Его руки»495.
Получив корону, наша героиня не могла поставить точку в своей борьбе. Напротив, для нее все только начиналось. Постоянное приращение славы России делало ее пребывание на престоле желанным для подданных, узаконивало «похищенный» статус. Отсюда щербатовское определение: «трудолюбива по славолюбию». Ни минуты на отдых. Первое место в государстве требовалось Екатерине для того, чтобы продемонстрировать свои громадные способности. Иначе они пропали бы втуне. Как художник ищет холст, писатель бумагу, музыкант скрипку, а полководец – армию, Екатерина искала корону. Ибо только власть могла стать для нее средством самореализации. Она действительно получала удовольствие… от работы. И была убеждена в своем полном соответствии «занимаемой должности».
Придет время, и Екатерина скажет, что надо работать по русской пословице, «мешая дело с бездельем». Однако пока положение было настолько сложным, что приходилось трудиться день и ночь, вытягивая телегу из грязи. Фельдмаршал Миних, последним вручивший нашей героине свою шпагу, скажет, что она отдавала делам по 15 часов в сутки496.
«В 1762 году при восшествии моем на престол я нашла сухопутную армию в Пруссии, а две трети жалования не получившею, – писала императрица в заметке «О собственном царствовании». – В статс-конторе именные указы на выдачу семнадцати миллионов рублей не выполненными… Почти все отрасли торговли были отданы частным людям в монополии… Внутри империи заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей, и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи… Сенат хотя и посылал указы и повеления в губернии, но там так худо исполняли, что в пословицу вошло говорить: “ждут третьего указа”… Воеводы… не получали жалования, и дозволено им было кормиться с дел, хотя взятки строго запрещены были».