Тайна старой леди
Шрифт:
Спрашивать ни о чем не хотелось. Зачем мне знать - что и как, если я уже поняла, что его нет? Почувствовала. Жить стало неинтересно и незачем. Все стало не нужно. Я мучительно вспоминала о том, какой способ самоубиться самый безболезненный? Это нужно прекратить, это просто невыносимо... Пыталась вспомнить и проанализировать, но не получалось ничего. Мама звала, пыталась достучаться до меня. Папа останавливал ее, давая мне возможность свыкнуться с потерей. Он это серьезно? С этим можно свыкнуться? Если даже под действием лекарства боль, отчаянье, возмущение этой страшной несправедливостью разрывают изнутри, медленно убивают! Уснуть
Потом я засыпала, просыпалась, молчала... Самоубийство не понадобится - это я уже поняла. Я и так уйду к нему - сама. Все эмоции покинули напрочь, осталась пустота - страшная дыра, куда меня постепенно затягивало и я была не против - я смирилась, я понимала, что это единственный выход...
Папа попросил попробовать встать. Поднял сам почти насильно и отвел меня в туалет. Потом взял за руку и вывел на улицу.
Я подняла голову, посмотрела... мы находились не в больнице. Это был частный дом, окруженный очень запущенным садом – некошеная с лета трава высохла и бугрилась под тонким слоем первого снега. А я в тонкой длинной рубашке и все... Когда ледяной ветер задул под нее и лезвием скользнул по коже, я обхватила себя руками и папа увел меня в дом. Дал выпить что-то. Я пила, хотела опять дойти до кровати. Он не дал, усадил в кресло.
– Пока ты под действием успокоительного, но все время я не буду держать тебя на нем. Ты понимаешь сейчас, о чем я говорю?
Я кивала головой. Смотрела мимо него.
– Арина, Алекс пропал без вести, Веллимира ждали внутри здания. Погиб он и охранник. Кто стрелял – выясняют.
Я не хотела это слышать, крутила головой.
– Тебе все равно придется вернуться. Пожалей маму – я вколол ей снотворное. Она с ума сходит – боится тебя потерять. Ты одна у нас. То, что я скажу, тебе необходимо выслушать – это даст тебе силы жить, Аришка.
Не хочу, не буду, я просто не смогу...
– Ты слушай, слушай… Сейчас мы в чужом доме, сюда нас привез Артем. Он сказал, что тебя нужно спрятать. Это его паранойя или реальность – неважно. Я не хочу рисковать тобой и боюсь, потому что они убивают… Кому ты можешь там понадобиться и зачем – не для постельных же утех, чтобы идти по трупам - я не знаю. Артему виднее. Он очень напугал нас, Арина. Когда я пытался привести тебя в чувство, он не советовал делать этого, а просто быть милосердными и дать тебе уйти без мук. Он сказал, что твоя смерть от тоски – вопрос времени, да и просто физически ты не протянешь долго... без него. Это их особенность... будь она неладна...
Но пока я искал шприцы и препараты, он перенес тебя в спальню и услышал это - запах. Как – не знаю. Но этот запах… у тебя будет ребенок, Арина. Что-то меняется, и они слышат это даже на таком маленьком сроке... Ты сейчас понимаешь, о чем я говорю? Ты беременна, у тебя будет его ребенок – его продолжение. Маленький мальчик или девочка - его частичка. Тебе есть зачем жить и Артем сказал, что только это и может спасти тебя.
Я слушала его, но думала и об этом отстраненно - ребенок…? Наверное, могут унюхать и это. Как собаки... Значит, точно - так и есть. Я что – должна радоваться? Как я могу чему-то радоваться, даже ребенку?
– Я не могу радоваться.
– Какой тут радоваться? Просто дай ему родиться. А для этого нужно встать и жить. Хорошо, что он учуял. Скоро Артем приедет и…
– Видеть не могу их. Никого из них. Папа... ты не беспокойся, ничего я с собой не сделаю – это грех, да? Я все поняла про ребенка. Это же ничего, что я не замужем?
– Да это-то ерунда. Тут другое – с чего-то нужно жить. Значит, мне необходимо вернуться на рабочее место. А тебя нужно прятать.
У Алекса и Мира была прибыльная туристическая фирма, дом, земля, вклад в банке, где-то зарыто что-то – я не понял. Но эти средства недоступны и это навсегда. У Артема есть какие-то камни, но для их реализации нужно время. Там нужно ехать за границу. Того, что есть на руках у него и у нас, не достаточно чтобы вы могли уехать с мамой и более-менее комфортно жить, ожидая рождения маленького. Да и потом – тем более.
Теперь слушай меня внимательно – тебе это не понравится. Ты не приходила в себя почти трое суток. Я все обдумал и понял, что нам нужна помощь.
– Папа, только не говори…- простонала я.
– Да. Так случилось, что мне не к кому больше обратиться. Ярослав не знает ничего и не узнает никогда, если ты не захочешь. Но с его отцом я поговорил и попросил о помощи.
– Ну заче-ем? Зачем оно ему, папа? Кто мы ему, зачем ты унижался, что ты сказал?
– Почему же унижался? Я просто рассказал о том, что существуют ОНИ. У нас солидарность в том, что о них нужно знать, а от некоторых - тех, что покушаются на наших детей, и защищаться.
Он прекрасно понимает, что положение у меня безвыходное, а тебя нужно спасать - прятать. Я рассказал обо всем, Арина. И о нашем с тобой разговоре после того ужина. О том, что ты не любишь Ярослава и почему то чувство, что зарождалось у тебя в душе, угасло. У меня хорошая память – я пересказал твою речь слово в слово. Лучше объяснить было невозможно. Он понял тебя. Его жена умерла два года назад, и ему до сих пор не нужны были другие женщины, он даже не думал о них. Я не говорю, что так и надо, и что так тосковать – это правильно. Все равно это вопрос времени – очнуться и жить дальше. Но он понял тебя. И о вашей женитьбе с Веллимиром по закону того мира я рассказал, и о ребенке... Мы долго разговаривали, Аринка. Он очень хороший человек. Я хотел бы иметь такого друга.
Он решил помочь девочке родом из другого мира, которая страдает и которую подстерегает неведомая опасность. Завтра мы выезжаем. Куда – не знаю. Завтра и скажут.
ГЛАВА 10
Уже почти три года мы жили в приморском городе на юге России. Аркадий Иванович разрешил нам пожить в доме своих умерших родителей в пригороде, в частном секторе, а заодно и присмотреть за ним. Папа работал в городской больнице, мама – искусствовед по образованию, устроилась на работу в местный краеведческий музей.
У меня родилась девочка. Странно, но, то ли беременность была неожиданностью, то ли страшное потрясение от гибели Мира повлияло на меня, но материнский инстинкт долго не просыпался. Если бы еще она была хоть немного похожа на него… Но нет - Мирослава была точной копией меня в детстве. И это тоже не прибавляло положительных эмоций - я понимала, что ничего хорошего ей не передала. Я купала ее, пеленала, кормила грудью, вскакивала по ночам менять подгузник, но в душе почти ничего не шелохнулось. Я просто добросовестно выполняла свои обязанности.