Тайна Тихого океана
Шрифт:
Евахнов вышел из «виллиса». раскаленная рыже-бурая земля жгла через подошвы. Для отвода глаз, если за ним наблюдают, постучал ботинком по баллону. Колесо отпружинило, а в лыжном ботинке звучно чавкнуло.
А, с другой стороны, хорошо, что не успел переобуться: красив бы он сейчас был – безденежный беглец в пляжных тапочках! Вот только в шерстяных брюках невыносимо жарко. Да и рубашка пропотела. На воротник, наверное, страшно смотреть…
По-хозяйски хлопнув дверцей, генерал направился в магазинчик. Вообще-то он рисковал. Даже если заправка и не принадлежала заправилам работорговческого бизнеса, то здесь вполне
В окружающих домиках скупо угадывалсь жизнь. Там – белье на веревках, там – жужжание мух у кучи свежего мусора. Там – сонный женский голос из затянутого марлей окна, вяло мямлящий слова заунывной песни под хриплую гитару. Сиеста.
Оставляя в пыли четкие следы, Евахнов вплотную подошел к маркету и сквозь паутину попытался углядеть что-нибудь в окошке: полупустые полки. Кажется, хозяин пережидал жару где-нибудь на диване во внутренней каморке. Генерал стал обходить здание сбоку и обнаружил вход в кафе с открытой дощатой верандой и выставленными под тентом белыми пластиковыми круглыми столиками и шаткими стульчиками – совсем такими, каких полно в московских кафешках.
За одним из столиков, надвинув на глаза широкополую шляпу, такую же выгоревшую, как тент, и вытянув ноги, дремал перед дюжиной пустых пивных бутылок посетитель. Парень явно предпочитал мексиканскую «Корону» – горки обглоданных лимонов громоздились под носом и дразнили мух. Если это и был хозяин «тойоты», то Евахнову опять повезло.
Далее, за магазинчиком, высился забор из белого, как молоко, камня. Забор окружал старую, в колониальном стиле, сложенную из белых кирпичей колокольню. Но колокол, где ему положено, не висел.
Отогнав опасную, способную родиться только в воспаленном мозгу идею прокрасться к дремлющему шоферу и проверить, не осталось ли чего в бутылках, генерал сглотнул вместо слюны осевшую в носоглотке пыль. Идея тут же вывернулась позывом зайти в магазинчик, схватить с прилавка первую попавшуюся бутылку, вскрыть об стойку и глотать, глотать, глотать содержимое, пока не остановят. Евахнов понял, что от зноя и жажды помаленьку съезжает с катушек.
Считая, что на этом разведку нужно закончить, он не спеша и стараясь не выглядеть крадущимся преступником, вернулся на стоянку. Отогнал прилипчивого слепня. Обошел «тойоту» по кругу и дернул дверцу, готовый, ежели сработает сигнализация, вприпрыжку мчаться к постылому джипу. Сигнализация не сработала, а дверца «тойоты» поддалась. И – о чудо! – внутри пыхтел кондиционер.
Генерал не смог устоять. В смысле – снаружи. Секунда, и он оказался в блаженной прохладе.
И тут же с другой стороны магазина, не спеша, вышли два смуглых моложавых господина, рослых, стройных и красивых, явно чувствующих себя здесь хозяевами жизни и почти одинаково одетых. В полосатые серо-белые полотняные костюмы и белые шляпы с высокими тульями. Только яркие шелковые галстуки – черт побери этих бразильцев, в такую жару разгуливающих в галстуках! – так вот, только яркие галстуки отличались. У одного оранжевый, как здешняя пыль, правда, гораздо ярче, в несколько раз ярче, у другого – небесно-голубого цвета, еще приторней, чем цвет неба.
Какой-то миг одна рука генерала лихорадочно сжимала руль, а другая не менее лихорадочно пыталась повернуть ключ в замке. Судя по всему, оставлять ключи в машине было народным бразильским обычаем. Однако разум приказал прекратить панику, поскольку двое хозяев жизни явно не интересовались, кто забрался в «тойоту». Двое остановились рядом и повели сморенный жарой, отцеженный сквозь зубы, разговор. Шляпы их были так низко надвинуты на лоб, что понять, смотрят они друг другу в глаза или по сторонам, не представлялось возможным.
– Один что-то спросил [– …или вы полагаете, дон Мигель, что я, после стольких лет сотрудничества с вами, могу изменить законам семьи и обмануть вас?]. Из-за жары говорившему не хотелось даже жестикулировать. И ладонь свободной руки демонстративно безвольно висела поближе к месту, где под пиджаком угадывался втиснутый за пояс пистолет.
– Второй что-то ответил [– Отнюдь, дон Максимиллиано. Однако закон семьи есть закон семьи, и я должен проверить товар прежде, чем мы обменяемся чемоданчиками.]. Этому беседа была скучна настолько, что ради развлечения он крутил меж пальцами правой руки выкидной ножик, то выщелкивая, то пряча лезвие.
Первый отнесся к реплике второго не очень радостно [– Я готов, дон Мигель. Но полиция вот-вот будет здесь, и у нас нет времени на пустые формальности…]. Но если они и спорили, то весьма лениво. Тот, который был при голубом галстуке, сжимал в руке угловатый чемоданчик. Тот, который предпочитал оранжевый цвет, часто, но равнодушно на этот чемоданчик кивал, а свой точно такой же чемоданчик прятал за спину. И даже мухи сторонились этих двоих.
В магазинчике вдруг заиграло радио, генерал узнал мотив: танго. А с некоторых пор у генерала выработался рефлекс, слышишь танго – жди беды.
И вдруг где-то за магазином-бензоколонкой и колониальной башней взвыли полицейские сирены – ничуть на российские не похожие, но этот звук одинаково страшен во всех странах. И двое в костюмах со скоростью и грацией гепардов оказались на заднем сиденьи «тойоты». Куда только делась былая разморенность?
А «тойота» уже оказалась не на стоянке, а на дороге, выворачивая из-под колес пыль, как паровоз сбрасывает пар. Генерал успел удивиться, как быстро убегает влево стрелка спидометра. И только после этого осознал, что это именно он бешено выжимает из машины лошадиные силы. А сзади улюлюкают выстроившиеся в ряд, подмигивающие красным и синим, оскалившиеся радиаторами полицейские «опель-кадет-караваны». Водил генерал классно. Однажды промчал триста километров за четыре часа под снегопадом по горной дороге. Он тогда дрессировал молодняк в полевых условиях. Ветеринар отпросился на похороны тещи, и вдруг эпидемия чумки…
И пошла такая гонка, что только держись. Вытянувшиеся справа вдоль дороги кусты были в мгновенье ока подстрижены – никакой садовник не смог бы так. «Тойоту» занесло вправо. Полицейские «опели» занесло вправо. «Тойоту» занесло влево. «Опели», соответственно, тоже. Под колесами зашуршал гравий, и выворачиваемые камушки трещеткой застучали по днищу. Слишком близко приткнувшаяся к дороге пальма надавала пощечин лобовому стеклу. Бампер топором срубил тоненькую акацию на обочине – «тойоту» опять занесло влево.