Тайна Тихого океана
Шрифт:
– Бар «Глаукома». Третий табурет у стойки напротив выцветшего плаката Плачидо Даминго. Семнадцать сорок одна по местному времени. Я заказал диетическую колу, ты вошла и сразу направилась ко мне.
– А что я спросила?
– Ты спросила «не начинающий ли я музыкант?».
– Ты ответил «да».
– Я ответил «да» и сказал, что ищу ангажемент в заснеженную Россию. Потому что там очень популярны латиноамериканские танцы и легко сделать карьеру.
– Сначала я хотела, чтоб ты стал знаменитым музыкантом, но в автокатастрофе лишился рук, и я бы кормила тебя с ложечки. Потом я хотела просто быть рядом
Лениво подкрадывающаяся волна лизала бревна и печально шептала о несбывшемся.
– А я еще очень боялся, что ты уронишь одну из китайских ваз в вашем доме, и на шум сбежится вся родня.
– А ты мне будешь писать? – на глаза Герды набежали слезы.
– Я не люблю писать письма, лучше я буду иногда звонить по телефону.
– Но я сейчас не знаю нового адреса, а в палаццо мы больше не вернемся никогда.
– Тогда я буду звонить по всем бразильским телефонам и спрашивать Герду Хоффер, пока однажды случайно не выпадет твой номер.
– Это так ненадежно.
– Я верю в свою интуицию. Нас специально тренировали. Могу поспорить, что твой телефон выпадет не позже чем на двадцатый раз.
– А ты не можешь дать свой адрес?
– Я бы очень хотел, Герда. Ничего в жизни я сейчас не хочу сильнее. Но не могу. Военная тайна!
Раскланявшись с генералом, Женевьев подошла к краю пристани:
– Герда, пора. Десять минут истекло.
– Ну тетя, дай еще хоть минуточку!
– Ни минутой больше. Мы опаздываем, у нас зарезервированы билеты на самолет, – мадам не поленилась ступить на плот и поймать девчонку за руку. И потащила за собой мимо столиков. – Ты не представляешь, куда мы опаздываем. – соблазняла она пленницу жарким шепотом на ухо, – В Сиднее есть знаменитый нейрохирург Гумберт, и он продает билеты зрителям на свои операции по двадцать тысяч долларов. После успешной операции зрители, как в Римском Колизее, голосуют, оставить пациента живым, или убить. Твой голос может оказаться решающим!
Вдруг Герда вырвалась, спрыгнула на плот, сунула Зыкину куклу, оставила на щеке влажный след губ и покорно вернулась. А через несколько секунд дам умчал вишневый «Порше».
– Прекратить распускать нюни, солдат, – отечески положил руку на плечо Валеры генерал, – Сейчас ты с этим не согласишься, но со временем поймешь, наши девушки лучше. Кстати, а куда делся этот молчун в дурацком сапоге?
– Не знаю. Да и какая разница?
– Это точно. Уже никакой разницы. Слушай мой приказ, боец Зыкин, собираемся домой. Загостились мы здесь, – повернувшись брюхом к плоту, чтоб не заметили отдыхающие, генерал вынул из шкатулки родной пистолет и сунул за пояс. А шкатулку опустил на воду. Пусть плывет себе еще одна маленькая тайна к Атлантическому океану.
– Интересно, где тут у них остановка такси, и во сколько ближайший авиарейс на Москву? – сказал генерал, когда двое русских вышли к обочине заасфальтированной дороги. – Сдам пистолет в наше консульство, пусть путешествует дипломатическим багажом. А в Москве дам пресс-конференцию, чтобы вызволить из рабства этих горе-туристов. Все ж соотечественники.
– Интересно, а в самолет с куклами пускают? – Зыкин вертел в руках подарок девушки. Выглядишь с ним нелепо. А выбросить – сердце щемит.
И тут вздыбившийся фонтан окатил сидящих за столиками, смыл содержимое тарелок, остудил разошедшихся певцов. Следом по ушам больно шарахнул грохот взрыва. Просвистевшая бутылка соуса чили квакнула о табличку с названием открытого ресторана и распласталась кроваво-красной морской звездой. Щепка от шкатулки на излете царапнула щеку Валеры, будто мстя за растоптанную любовь. Метрдотеля взрывной волной сбросило в реку, и он, вопя, что не умеет плавать, стал хвататься за вынырнувшую рядом гитару.
– Сдается мне… – начал генерал.
– Сдается мне, товарищ генерал, – договорил Зыкин, – умеющие вызывать ураганы индейцы – такая же дымовая завеса Мартина Бормана, как и разведцентр в сердце Рио-да-Жанейро. Рановато я домой собрался. Вот что, товарищ генерал, вы давайте в Россию, а я еще тут покручусь, у меня задание не выполнено. Не вернусь, сообщите без лишних соплей по адреску, который указан в личном деле. Там мой дедушка. Один он у меня. Вы поаккуратней сообщайте.
Глава 15. Для кого-то просто улетная погода
Всего одна ведущая к Борману ниточка осталась у Валеры Зыкина. И имя у этой ниточки было – Герда. Во всяком случае, Зыкин себя уверил, что только из-за этого двинулся на розыски белокурой подружки. И скажи бойцу, что не только поэтому, Валера, наверное, очень обиделся бы.
Первый шаг в розысках фройляйн оказался совершенно легким. Мадам Женевьев, считая двух славян уже трупами, неосторожно проговорилась, что ее самолет отбывает через час тридцать пять минут. Понятно, натренированному в любой момент с точностью до трех секунд ориентироваться во времени бойцу не составило проблем свериться с расписанием отлета самолетов из аэропорта Рио и выяснить, что это рейс в Южную Африку, точнее в Йоханесбург.
Первую подсказку, что находится на правильном пути, Зыкин нашел в самом же бразильском аэропорту. У билетной стойки трое сосредоточенных работяг меняли оплавившееся пластиковое покрытие, рядом на стене уже висели пахнущие типографской краской подробные правила противопожарной безопасности, а в стыках меж плитами пола угадывалась не подчинившаяся пылесосам копоть. Судя по темпам реставрационных работ, фройляйн Хоффер здесь отметилась около трех часов назад.
Сбоку от аэропорта зеленела роща гигантских деревьев, увешанных колючими тыквами – плодами жака. За спиной осталась тридцатиметровая статуя Христа, гора Каркавадо и пляжи Капакабано. На борту авиалайнера, следующего рейсом «Рио – Йоханесбург», никаких подсказок Валера не обнаружил. Зато по прибытии в первом же баре Йоханегсбургского аэропорта…
Ларек обмена валют, сувенирный ларек и пункт проката авто были закрыты намертво спущенными жалюзями. Вокруг толкалось столько негров, сколько мегатонник не видел ни в Гарлеме, ни в московских студенческих общагах. Большинство пассажиров щеголяло в шортах и бикини, а то и просто в плавках или купальниках. Бар был стилизован под пляж. Рядом со сложенной из косматых пальмовых бревен стойкой и в шаге от мелкого бассейна жались семь хрупких столиков. Один полицейский чин устало отгонял зевак, а второй, с раскрытым блокнотом, слушал исповедь бармена. Мутные капли пота брильянтами сверкали на гуталиновых лбах всей троицы.