Тайна точной красоты
Шрифт:
Через год Галуа повторил попытку. На устном экзамене он представил новое изящное решение, но объяснение его опять было сумбурным и поверхностным. Чувствуя, что твердолобые профессора его не понимают, Галуа в сердцах швырнул мокрую тряпку и угодил прямехонько в лоб председателя приемной комиссии. Путь в Политехническую школу ему был навсегда закрыт.
В это же время Эварист Галуа послал два своих самых блестящих исследования в Академию наук. Его работы попали к маститому математику Огюсту Луи Коши. Тот оказался в восторге от работ молодого человека и заявил, что они заслуживают быть представленными на премию Академии наук по математике. По формальным условиям конкурса требовалось подать одну работу. Коши вернул рукописи Галуа и посоветовал объединить их. В этом случае яркая работа произвела бы неизгладимое впечатление на академиков.
Галуа с энтузиазмом принялся за дело. Задолго до положенного срока он объединил исследования, дополнил новыми идеями и представил завершенный труд в Академию.
Прежде чем поступающие работы попадали в конкурсную комиссию, их просматривал непременный секретарь Академии Жозеф Фурье. Самый известный математик Европы был поражен глубиной и новизной представленного решения уравнений пятой степени. Над этой проблемой долго работал Лагранж, но не сумел с ней справиться. Фурье не сомневался, что Эварист Галуа заслуживает первой премии. Однако беглость изложения, присущая Галуа, не позволила Фурье оценить сразу все нюансы статьи. Он взял ее домой.
По пути пожилому математику стало плохо, он на улице потерял сознание. Фурье доставили домой, вызвали врача. На некоторое время великий математик пришел в себя. Его глаза озабоченно задвигались, он хотел что-то сказать, но силы оставили его. После нового скоротечного приступа Жозеф Фурье скончался.
Еще на мостовой, в суматохе, никто не заметил, как тонкая папка выпала из ослабевшей руки математика, и порыв ветра разметал страницы с непонятными формулами по Парижской улице.
В день, когда влиятельная комиссия Академии наук собралась на свое заседание, вдруг выяснилось, что работы Галуа нет среди представленных. Многие чувствовали, что вершится вопиющая несправедливость. Был объявлен перерыв. В доме Фурье двое математиков перебрали все бумаги покойного. Статьи Галуа среди них не оказалось. Премия была присуждена другому.
Пылкий Эварист Галуа посчитал, что всё происходящее подстроено специально. Его преследуют за ярко выраженные антимонархические взгляды. Через год он лишь утвердился в этом мнении. Галуа представил в Академию решение еще одной математической проблемы. Ему вернули рукопись, посоветовав более аргументировано и последовательно изложить логические рассуждения. Галуа швырнул рукопись в лицо рецензенту.
Отныне он превратился в самого ярого республиканца. Вся его энергия и страсть была направлена против власти и монархии. За язвительные статьи его отчислили из Нормальной школы – высшего учебного заведения, куда он поступил после двукратного провала в Политехнической школе. На одном из республиканских собраний он размахивал кинжалом и публично грозил королю Франции Луи-Филиппу.
Галуа арестовали. Продержав в тюрьме месяц, суд принял во внимание его юный возраст и освободил. Это обстоятельство еще более укрепило его славу среди республиканцев. Разгневанный Эварист Галуа присутствовал на всех собраниях и манифестациях и всегда был на виду. Вскоре его вновь бросили в тюрьму.
В тюремной камере талантливого математика попытались убить, но лишь по случайности погиб его сосед. Через полгода Галуа выпустили на свободу.
И вот, самое идиотское событие его жизни – вызов на дуэль из-за продажной женщины.
Галуа хорошо знал репутацию человека, с кем ему предстояло стреляться. Но врожденная гордость не позволила ему отступить. В ночь перед дуэлью Эварист сел за письма брату и друзьям. Он вспомнил свою короткую жизнь и понял, что всё самое ценное, чего он достиг, связано с математикой. Если завтра он погибнет, то его достижения будут утрачены навсегда.
Всю ночь он лихорадочно восстанавливал на бумаге свои самые выдающиеся результаты. И без того торопливый стиль превратился в сочетание формул, напутствий друзьям и объяснение своих поступков. Галуа исписывал страницу за страницей, его мозг, оказавшись в любимой стихии, работал с утроенной энергией. Под утро у него появились новые замечательные идеи. Теорию групп, которую он разработал, можно было применить и к этой задаче, и к другой. Но…
Время. Время.
Наступил рассвет. Пора было ехать к месту дуэли.
Сейчас, стоя под дулом безжалостного пистолета, Эварист Галуа понял, как применить, созданные им специальные группы, к доказательству неприступной теоремы Ферма. Нужно только правильно описать их свойства. Он мысленно пробежал по длинной цепочке рассуждений. Они вели к цели! Теперь для доказательства достаточно добавить…
Эрбенвилль, чей пистолет был направлен в сердце противника, удивленно смотрел на юного математика-бунтаря. О чем он думает? Почему так живо светятся его глаза? Разве он не понимает, что сейчас произойдет? В какой-то момент ему стало жалко молодого глупца, которого так легко обвели вокруг пальца. Может, выстрелить ему в плечо?
Нет. Это плохая мысль. За легкую рану можно лишиться обещанных денег.
"Но я дам ему шанс", – с ухмылкой решил Эрбенвилль и сместил ствол пистолета вниз.
Грянул выстрел. Галуа схватился за окровавленный живот и рухнул на землю.
Один из секундантов Эрбенвилля побежал к раненому. Второй его остановил.
– Это не по правилам. О враче должны были позаботиться его секунданты.
– Но их нет.
– Разве эта наша вина?
– Поехали! – скомандовал Эрбенвилль. Ему не терпелось скорее получить деньги.
Три господина поправили цилиндры и степенно удалились.
Брат Галуа, получивший его письмо, нашел истекающего кровью Эвариста лишь через несколько часов. Раненого доставили в больницу. Но было уже поздно. Начался перитонит. На следующий день Эварист Галуа скончался.
Один из самых гениальных математиков девятнадцатого века прожил двадцать лет, семь месяцев и семь дней. Его предсмертный труд был опубликован спустя четырнадцать лет и стал общепризнанным шедевром в математике.
19
Левона Амбарцумова бывшая учительница узнала с трудом. За двадцать лет после школы шустрый вертлявый Лёва располнел, обрюзг и находился в стадии стремительного облысения. Только выпуклые глазки, выглядывающие из-под густых почти сросшихся бровей, остались такими же хитрыми и оценивающими.
– Здравствуйте, Валентина Ипполитовна, – радушно растянул пухлые губы Амбарцумов, принимая учительницу в маленьком кабинете зама по хозяйственной части. – Проходите, присаживайтесь. Таня Архангельская меня предупредила. Какими судьбами к нам? Опять из-за Данина. В прошлый раз вы, помнится, приходили на защиту его диссертации?