Тайна точной красоты
Шрифт:
– Вы правы, Лёва, из-за Данина. С Костей произошла беда. Его мама убита, а он под подозрением.
– Знаю. – Лицо Амбарцумова сделалось официально-серьезным. – Признаться, я ожидал чего-нибудь этакого. Неадекватный человек наш Данин. Мнит себя гением, а гениальность и сумасшествие – две стороны одной медали. Теперь ему предстоит гораздо более серьезная защита.
– Какое сумасшествие? О чем вы? У Кости светлая голова…
– А вот про голову не надо, – оборвал пенсионерку на полуслове Левон. – Если бы его мозги были нормально устроены, давно бы защитил докторскую, получил профессора, а там, глядишь, и до член-кора дорос. Прямая дорожка перед ним лежала. А он сорил своими идеями направо и налево, ничего до конца не доводил. Даже статьи за него Базилевич писал. Гению, видишь ли, это не интересно. А как Базилевич ушел в бизнес, Данин и стух. Результаты не публиковал, над чем он там думал – никто не знает. А потом вообще на работе перестал появляться. Ему звонили, предупреждали, он – хоть бы что! Пришлось уволить, а он этого даже не заметил. Я сам ему документы домой отвозил. Он выслушал – и ноль эмоций. Спрашиваю, на что жить будешь, ты же кроме как решать уравнения ничего не умеешь? А он абсолютно серьезно заявляет: это самое интересное в жизни, мне этого достаточно. И снова формулки пишет, а мне рукой так махнул – не отвлекай. Разве нормальный человек так поступит? Идиот!
– Лёва, как вы можете так о Косте говорить? Он же вас выручил, помог поступить в университет, – напомнила давнюю историю учительница.
– Да он мне всю жизнь этим сломал! – неожиданно взвился Амбарцумов, нервно скомкал приказ на официальном бланке с печатью, лежавший перед ним, и швырнул в мусорную корзину. – Вот так он со мной поступил. Смял – и в мусор!
Он насупился, переживая воспоминания, рыхлые щеки пошли багровыми пятнами. Учительница искренне недоумевала.
– Левон, поступить в наш главный университет, это же мечта любого выпускника?
– Только не на матмех! Это была мечта моих родителей, но не моя! Папа не смог поступить в свое время, мама тоже, а вот сыночек сможет! Вот какой он у нас умненький. Мать заставила отнести документы на этот факультет, а я назло ей специально симулировал болезнь. Я хотел учиться совсем другому, но она и слышать этого не хотела. А тут нашелся Данин, проявил благородство. И вот из-за него я вынужден тянуть ненавистную лямку всю жизнь. И что в итоге? Всё равно ученым не стал. Обеспечиваю математиков стульями, столами, ручками и уборщицами командую. Спасибо святому умнику Косте Данину.
– Лёва, я впервые слышу об этом. Ты же всю жизнь учился в специализированной школе, показывал неплохие результаты?
– В школу вашу мама меня пихнула. Я только и ждал, когда учеба закончится. А сам из Эрмитажа не вылезал, бегал по выставкам. Я хотел стать искусствоведом! И стал бы, если бы не проклятый Данин! Сейчас бы уже прославился и заведовал отделом в лучшем музее мира – Эрмитаже. А так… – Амбарцумов глубоко вздохнул, достал из корзины выброшенный документ и стал методично разглаживать его, – коллекционированием занимаюсь. На любительском уровне. Этим душу и отвожу. Вот только денег на серьезные вещи не хватает.
Он посмотрел на мятый лист, поморщился и сунул его в кожаную папку. Темные глазки уткнулись в учительницу.
Валентина Ипполитовна убедилась, что на рукописи, взятые ею из квартиры Данина и специально выложенные на стол, Амбарцумов не обращает никакого внимания. "Или делает вид, что они ему не интересны? Он упомянул про деньги. Приторговывать Лёва повадился еще в школе. Как человек близкий к науке он понимает, что в наше время, когда торгуют даже готовыми диссертациями, большое научное открытие тоже может являться товаром. Если сам не хочешь им воспользоваться, то всегда найдутся те, кто готов душу продать ради славы и почестей".
Вишневская решила акцентировать внимание собеседника.
– Недавно Константин принес мне несколько своих папок с рабочими записями, просил сохранить. Я поинтересовалась, как обстоят дела с его великой мечтой?
– Теоремой Ферма? Он всё еще тешится надеждами найти утраченное доказательство?
"Хоть и с ухмылкой, а сразу отреагировал. Напоминать не пришлось".
– Костя сказал, что это пройденный этап, – подлила масла в огонь любопытства опытная учительница.
– Ишь ты! Данин докопался до сокровенной тайны Пьера Ферма?
– Не знаю. Костя такой неразговорчивый.
– Да уж. Если бы у него однажды отнялся язык, он бы не опечалился. Язык формул для него гораздо актуальнее.
– Я вчера после случившегося пролистала его записи. Кое-что с собой прихватила. Тут встречается уравнение Ферма. Будет время, посмотрю поподробнее, – улыбнулась Валентина Ипполитовна и помахала пачкой листков, мелко исписанных формулами. – Как я поняла, Левон, слов в защиту Данина для следствия у вас нет.
– Ну, какой из меня защитник, Валентина Ипполитовна, тем более при таком тяжком обвинении. Тут требуется профессионал.
Вишневская сделала движение, намереваясь встать и попрощаться. Амбарцумов поднялся, опередив ее, и хотел, было проводить к двери, но учительница неожиданно села.
– Левон, а что вы коллекционируете?
– О, это громко сказано. Так, мелочевку. Предметы интерьера восемнадцатого-девятнадцатого веков.
– Из квартиры Даниных пропали две статуэтки. Если я принесу фотографию, вы сможете их оценить?
– А я их помню, – оживился Амбарцумов. – Обратил внимание, когда приносил Данину трудовую книжку. Интересная работа. Главное, парные, это очень важно.
– Они представляют какую-нибудь ценность?
– Точно не знаю, не было возможности разглядеть. Могу сказать, что это однозначно не новодел: не Дулёво, не Чудово, не Гжель. Скорее всего наши, дореволюционные, Императорского фарфорового завода. Состояние хорошее, и две-три тысячи долларов за них можно получить.
– Для пенсионерки хорошие деньги.
– А вот если это Мейсенская фарфоровая мануфактура, да еще восемнадцатого века, – поднял взор к потолку Амбарцумов, – тогда сумма возрастет на порядок.
– Вот как. Надо сказать следователю.
– Если бы увидеть клеймо.
– Они пропали.
– Да, конечно… Постойте, а костюмы танцоров на статуэтках напоминают тирольские или баварские?
– Возможно.
– На них была подглазурная роспись, золочение?
– По-моему, да.
– Точно Мейсенские! Если их украли во время ограбления, да еще пошли на убийство, то это наверняка восемнадцатый век, да еще первая половина! Как же я раньше не проявил расторопность. Всё из-за Данина. Так не хотелось с ним общаться.