Тайна трех
Шрифт:
Мне стало неловко, что я наблюдаю за какой-то интимной сценой единения семьи. Алла, кажется, не была против. Любая девятнадцатилетняя девушка рвалась бы прочь, не позволяя так себя тискать на глазах у всех, но Алла висела на матери на манер тряпичной куклы с металлическим каркасом. Металла в ней было достаточно, чтобы не падать, но недостаточно, чтобы уйти. Взгляд потух, рот приоткрылся, и я зажмурилась, чтобы не увидеть то, о чем предупреждал отец, – капающую слюну безумия.
«Нет, здоровых людей в этом мире совершенно точно нет. Богатых или
– Вы с ними дружили? – решила я удержать Воронцову в русле разговора о родителях. – Я видела фотографии, – сразу надавила я на триггер.
Вдруг для нее это слово тоже что-то значит?
– И вы дружили, – баюкала она Аллу, качаясь с ней туда-обратно, как с грудной в переноске, только вот грудничок вымахал ростом с мать. – Мы жили в Солнечногорске. Жены и дети военных постоянно где-то в пути, следом за отцами, мужьями. Я преподавала ИЗО в школе, а твоя мама Мариночка работала в бухгалтерии. Она хорошо умела считать.
– До двух? – уточнила я.
– Как это? – не поняла Воронцова.
– Мама не произносит цифру «два». И все остальные, типа «две», «двух», «двое».
– Двое?.. – заметила я, как вздрогнула Воронцова, чуть было не выпустив свою пятидесятипятикилограммовую малышку. – Ну, Кирочка, тебе показалось… Ты просто не замечаешь. Нет ничего особенного в числе «два», ч-ч-ч-чш, тише, моя родная, спаси Господь всех нас… спаси нас, Боже… да помилуй детей наших.
«От чего?! От чего вы все спасаетесь?!» – чуть не закричала я, но мне помешали Максим с Костей. Они спустились вниз по лестнице храма и быстрым шагом приблизились к нам.
– Маман, – положил Максим руку на плечо женщины. На его мизинце блеснуло золотое толстое кольцо. – Алле нужно прогуляться. Ты позволишь? Мы поедем в Екатерининский парк. Ну давай, – гладил он по спине сестру, пробуя аккуратно убрать с той орлиные пальцы Воронцовой, что ни в какую не желала расставаться с добычей.
– Здравствуй, Кира, – поздоровался со мной Сергей Воронцов. Он быстро улыбнулся, но тут же подошел к супруге, помогая орлице отпустить своего взрослого птенца. – Идем Владислава, тебя Яна искала, уточнить что-то про вернисаж. И пора готовиться к ужину в честь гостьи. Отпусти. Алле… ей нужно погулять. Брат с Константином присмотрят.
– Яна? Меня искала Яна? – резко выпустила Владислава дочь, и той ничего не осталось, кроме как рухнуть коленями на траву. – Скорее! – заторопилась Воронцова. – Мне нужно бежать!
Прозрачная вуаль рвалась с шеи Аллы крыльями белой голубки в голубое небо, пока Максим не подошел к ней и не помог подняться на ноги.
Поравнявшись с моим плечом, рядом остановился Костя. Он смотрел на Аллу с Максимом, но говорил со мной:
– Уезжай из их дома, Кира. Просто уезжай. Сегодня же.
– Ни за что. Это ерунда, – я имела в виду приступ Аллы, – у меня дома не лучше.
– Ты не знаешь, во что вмешиваешься. Я сам не понимаю… но все это неправильно.
– Что неправильно?
– Многое. Поведение Воронцовой. Она… не в себе.
– Она как раз в себе по сравнению с моей матерью. Пока гуппи тебе на ужин не пожарит, все в норме!
Он дернул плечом, а потом и уголком рта, решив, наверное, что все мы собрались у Воронцовых, как в какой-то общей дурке. Опустив взгляд, я заметила на его мизинце толстое золотое кольцо.
– Что за братство? – коснулась я его ладони, и он вздрогнул. – Зачем вы носите их?
– Костян! – окрикнул его Макс. – Помоги мне, – он чуть заметно дернулся кивком в сторону матери, без умолку тараторящей про вернисаж, про Яну, про картины, про гостей и про шестнадцатиярусный торт в форме букета красных роз.
Костя набросил на плечи Аллы свой пиджак и повел в сторону джипа. Когда они проходили мимо, я наконец-то смогла увидеть глаза Аллы. И мокрые дорожки под ними, проложенные привычным маршрутом слезинок, как на лице человека, что плачет ежедневно.
Годами.
Каждая капля помнит дорогу, каждый волосок на коже, каждую веснушку, что огибает ручеек, питаясь с голубого водопада новым всхлипом, скользя по подрагивающему подбородку, пока не сорвется в пучину.
Первой уехала иномарка Воронцовых, следом красный джип Максима с Костей и Аллой. Я видела сквозь окно, как Алла навалилась на Костю, а тот разматывает с ее головы вуаль с размазанными арками от помады Воронцовой.
Облако пыли из-под колес обдало меня запахом резины и горькой полыни с сельской площадки для парковки у храма.
Я освободилась из юбки с косынкой, возвращая их на лавочку возле центральных ворот.
– Чудные люди, – отозвалась женщина, торгующая на прилавке садовыми яблоками, – ох и чудные.
– Воронцовы? Знаете их?
Женщина протянула мне яркое желтое яблоко:
– Бери. Мытое.
– Спасибо.
– Родственники тебе?
– Нет, друзья родителей.
– Хорошо, что не родня, – вздохнула женщина, перекрестившись на храм. – Не станешь такой, как их бедняжка Альсиния.
– Кто синяя?
Женщина в хлопковой косынке, завязанной на затылке, всплеснула руками, чуть не расхохотавшись, но вовремя прикрыла рот ладошкой:
– Альсиния! Полное имя Аллы. Моя Оксанка с ней в школе училась до шестого класса. Умная девочка. Алка-то. И что с ней только стало… – печально качала продавщица головой. – Вот верно говорят, чужая душа потемки. Не позавидую им, богачам-то этим. Я вот пусть яблоки продаю, но дочка моя, да и сама я, остаемся в здравом уме.
Я откусила от яблока:
– А не знаете, почему Алла стала такой? И мама ее?
– Сплетни это, но, говорят, наследственное. Говорят, болела она жутко. И что лечили ее чем-то страшным.
– А Максим Воронцов?
– Смотри не влюбись в него! – захохотала женщина. – Тот он сердцеед! Донжуан и ловелас! Но ты, поди, уже успела втрескаться-то? Вижу, что успела!
– Что?! Ни за что!! Я учиться приехала! – а в уме добавила: «И разгадывать тайну порезанных фотографий из прошлого».