Тайна трех
Шрифт:
Я сбегала за брошенной на полу тарой, и Яна понюхала горлышко, разгоняя аромат ладошкой.
– Это физраствор. Его будет рвать, – отошла Яна от скрючившегося на диване Максима. – Алла Сергеевна, принесите холодное мокрое полотенце, а ты, Кира, сбегай в ванную за ведром. Я вызову врачей.
Исполняя просьбу, я не сводила взгляда с Максима. Ему было больно. Приступ походил на припадок эпилепсии. И пока Яна, Алла и я разошлись от него в три стороны, смотрел он только на меня. Смотрел и что-то шептал одними губами.
Перемахивая
– Теперь идите, врачи сейчас будут, – положила Яна мокрую скатерть на лоб Максиму. – Вам, Алла Сергеевна, лучше поехать в квартиру Константина. Евгений отвезет, а тебе, Кира, – подняла она меня обеспокоенный взгляд, – лучше побыть у себя в комнате.
– Я не боюсь какой-то рвоты! Я не уйду!
Но об этом тут же попросил и Максим.
Его голос был слаб, губы посинели, и он еле ворочал языком:
– Уходи… – прошептал он, смыкая ставшие совсем красными глаза.
Отказать ему или спорить… в такой ситуации? Я переглянулась с Аллой, и она молебно сложила ладони:
– Ему помогут… Иди, Кирочка. Все потом.
В дверях Алла столкнулась с бригадой «Скорой», а Максима как раз трижды вывернуло. Он открыл глаза и схватил меня за руку ледяными пальцами, прохрипев:
– Кира…
– Проходите, – торопилась Яна с врачами, – похоже на приступ сильной аллергии. Я не знаю, на что она. Он выпил физраствор, и его вырвало.
Яна вела себя в стрессовой ситуации наиболее адекватно. Алла только молилась и суетилась, выбежав босиком к «Ауди» Жени. Я не могла принять решение: уйти или остаться? Что делать, как помочь? Хорошо, что Яна всегда была в доме.
Из-за чего бы Максим с ней ни ссорился, сейчас она единственная спасала его.
Двое медбратьев несли ширму, катили треногу для капельницы, а Яна жестом поторопила меня, чтобы шла к себе, когда Максим застонал и его вырвало снова на красные туфли ассистентки, но она даже не шелохнулась, только провела рукой по спутанным волосам Максима, сказав:
– Все проходит. И это тоже.
Ничего не оставалось, как уйти. Я ничем не могла помочь сейчас Максу. Яна сказала, что у него аллергия. Интересно на что? То списки ходят собирают, кто на какую пыль чихает, то задыхаются и блюют на ровном месте?
Спустя сутки в доме Воронцовых я была готова впервые перешагнуть порог своей комнаты. Второй этаж. Вот первая дверь – с наклейками журавля, там обитает Костя. Следующая определенно вела в комнату Максима. Не нужно быть следователем, чтобы понять это по прибитым вкривь и вкось старым номерным автомобильным знакам.
Оставалось еще две двери.
– Это точно не моя… – сделала я железобетонный вывод, припоминая данное дому прозвище – Каземат.
Дверь вела в комнату Аллы. Она была сплошь черной, словно обгоревшей по краям, но гладкой в центре. После прикосновения я бы сравнила ее со школьной доской, по которой удобно писать мелом. По периметру дверь освещали разнообразные масляные лампы вперемешку с подсвечниками для свечей и даже пара потушенных факелов.
Я нервно дернула плечом, успокоившись, когда выхватила взглядом проведенную по потолку систему пожарной безопасности.
То, что дверь ведет к Алле, было понятно не по цвету покрытия, не по факелам и очередной панели открытия по отпечатку ладони, а по тому, что дверь ее была исписана вот этим:
К5С(2),2А?G3=k1+k2+m (– mi2??) = а
Кусок уравнения со значением «mi2» был обведен жирным красным кругом.
Сотни перевернутых во все стороны знаков вопроса облепили уравнение. Вопросительные знаки были кривыми, косыми, зеркальными, с тремя точками, с пятью петлями, идущими из одного места. Символы опускались с двери на пол, вываливались на деревянные доски пола и почти достигали края лестницы.
Если Алла понимала, что тут написано, как же я буду обыгрывать ее в конкурсе «Сверх»? Манили только приз в десять миллионов и проходка в вуз. Два этих пункта облегчили бы мою жизнь вдвое (привет, мам!).
Чиркнув носком кроссовка по беспощадно испорченному белым маркером дереву, я развернулась к своей двери, но успела сделать только половину шага, врезавшись в чью-то грудную клетку.
– Твою ж! – подпрыгнула я. – Колокольчики носите, что ли, а не кольца!
– Прости. Напугал? – отшатнулся от меня Костя.
Он приблизился к двери и коснулся пальцами засохшего красного кружка, который обводил белые символы «mi2».
– Помада, – сделал он вывод, растирая красный пигмент между пальцев.
– Костя! Почему ты здесь?! Алла поехала за тобой на какую-то квартиру.
– Проектную?
– Наверное. А у тебя их две?
– Я читал. На крыше. Там нет камер.
– Опять про камеры… Здесь их тоже нет. Только для безопасности.
– Знаю, Кира. Я сам установил все программное обеспечение в поместье и оранжерее. Что там внизу? Что за шум?
– Максиму стало плохо. «Скорую» вызвали. Часто с ним такое?
– Пару раз видел… – перегнулся через перила Костя. – Но он не признается, что за недуг. После приступа…
– Что?
– Ему сносит голову. У Макса нет тормозов, не может остановиться. Ни со скоростью за рулем, ни с девушками, ни с безумными идеями. Держись от него подальше, Кира. А лучше…
– Уезжай? Это ты собирался сказать?
– Да, лучше уезжай.
– Ни за что. То, что я здесь, – не твоя проблема!
Его тонкий рот дернулся то ли в улыбке, то ли в спазме. Все в этом доме улыбались через силу или через боль. Костя приближался ко мне, продолжая говорить, пока я отступала назад.