Тайна трех
Шрифт:
Он поднес черный пластиковый прибор к моим губам. Чтобы скорее закончить с этим, я дунула в трубку. Раздался звуковой сигнал, и на экране высветились цифры ноль целых две сотых.
Макс улыбнулся, сменил колпачок и дунул сам. Мощность его выдоха достигла и меня, окутывая ананасовым флером. Тест показал ноль целых одну сотую.
– Меньше, чем у тебя, Кирыч. А все, что меньше шестнадцати сотых, означает трезвость.
– Встань, проверю дедовским способом, – должна была я убедиться по старинке, что он в состоянии вести машину. –
Я стояла напротив, диктуя, что ему делать.
– Теперь покрутись вокруг своей оси. Подпрыгни. Десять раз. Эй, не заваливайся! Последний тест.
– Уверена? – запыхался он.
– Лови! – отбила я рукой в его сторону надувной воздушный шарик с пола, которыми была украшена комната. – Не давай ему упасть. Отбивать можно только кончиками пальцев.
– Легкотня! – принялся он подкидывать шарик, как волейбольный.
– Кончиками пальцев ног, – язвительно прищурилась я.
Шарик приземлился ему на лоб.
– Пальцами ног?! Кирыч, ты сама-то так сможешь? – сделал он подачу шарика в мою сторону.
Конечно, я могла. Это же элемент креативной тренировки на растяжку в гимнастике, чтобы детям было веселее. Вытянув ногу в вертикальном шпагате, я отбила первый раз. Упав руками на пол, в мостике отбила второй. Держась за его плечо, сделала переворот солнцем, отбивая левой, потом правой.
– Кира! – рассмеялся он, думая, что я упаду, и подхватил меня под лопатками.
По инерции он опустил меня на кровать и оказался совсем близко. Мы оба запыхались, врезаясь друг в друга частыми выдохами. Что бы сказала Светка, если бы я поцеловала Максима Воронцова спустя сутки после знакомства? Если бы поцеловала парня первой?
Оставалось подняться на лопатки, и я коснулась бы его губ.
Его чуть раскосые глаза смотрели на меня не моргая, губы дрогнули и приоткрылись. Я знала, он тоже был готов: глаза метнулись к моим губам… Но что-то изменилось. Резко. В мгновение.
Я моргнула, и это уже был не Максим.
Страх. Вот что сменило его страсть. Он смотрел на меня… в ужасе, почти в панике.
Что не так? Сопля в ноздре? Петрушка между зубов? Нет… мало… Никакой петрушки и сопли не хватит, чтобы напугать кого-то вот так! Он резко отпрянул и отвернулся, подскакивая с кровати.
– Нужно ехать. Жду внизу.
Когда я спустилась (почистив зубы и высморкав нос), Максим курил вейп, облокотившись о капот своего красного джипа. Пассажирская дверца была открыта. Максим помахал рукой. Его лицо расслабилось. Маска ужаса исчезла, как будто ее никогда не было.
– Креативно, – прокомментировал он мой образ с обрезанным платьем-сеткой из черного фатина и маков, надетого поверх узких джинсов и кроп-топа.
Я села в салон, соображая, как пристегнуться оранжевыми лямками, торчащими из подлокотников.
– Спортивные ремни гоночных болидов, – объяснил Максим. – Они тут для всех. И на заднем диване.
– Ты гонщик?
– Иногда.
– Это вроде бы запрещено.
– В моей жизни все запрещено, Кирыч, – пристегнул он серебряную бляшку где-то между моих бедер. – Для экстренного открытия жми в центр.
Он взял мою руку и положил палец на выпуклую кнопку в центре бляшки.
– Чувствуешь? Вот здесь, – водил он моими пальцами. – Прямо посередине. Чуть сверху.
От него пахло парфюмом, ананасом и ментоловым гелем для бритья. У меня на лбу проступила испарина, ведь я думала о чем-то совсем другом, а не об экстренной кнопке катапультирования.
– Ага, ясно… да, все понятно.
– Тогда погнали, – убрал он руки с ремня, натянул красные перчатки и обхватил руль, внимательно его рассмотрев и сбрызнув чем-то спиртовым.
Так перчатки для этого? У него верминофобия? Боится бактерий и микробов?
Макс завел двигатель. Я сразу почувствовала, что под капотом изрядно покопались. По одному только звуку было ясно, что машина форсированная.
– Вы с Костей давно знакомы? – начала я вроде как издалека, решив побольше узнать про Серого.
– Меньше года. Бизнес был общий. А потом все как-то… улетучилось. Теперь я спонсор, а он инженер, который строчит программное обеспечение для парников Алки и умных квартир.
– А что улетучилось?
– И бизнес. И Костян. Он изменился после аварии.
– Аварии? Что произошло?
– Большой сильный бум! – почему-то рассмеялся Макс. – Мой отец помог. Отмазал его от тюрьмы. Костян на айтишника учился. Отец дал ему первые заказы. Многомилионные, на минуточку.
– Он придумал систему управления оранжереей Аллы?
– Ну да. На этой ноте они и спелись, когда Алла решила все компьютеризировать. Когда полив, когда удобрения, когда ультрафиолет.
Макс выехал на встречку через две сплошные и обогнал на скорости сто шестьдесят вереницу из десятка машин. Я вцепилась пальцами в оранжевые ремни.
– А давно они помолвлены?
– Три месяца. Родители довольны. Особенно отец.
– Понимаю, это не мое дело, но что за диагноз был у Аллы?
– Нет у нее ничего, – отмахнулся Макс, проигнорировав красный сигнал светофора, – по крайней мере, известного человечеству. Она просто… такая, какая есть. Я ненавижу в ней это, но… она моя сестра.
– Что «это»? Что можно в ней ненавидеть?
– Ее мозги, Кирыч. Ее долбаный сверхумный ум, который я ненавижу.
Сделав полицейский разворот, Макс припарковался передними колесами на газоне возле центрального входа в ресторан-клуб с вывеской «Акация».
– Ты нарушил семнадцать дорожных правил, а сейчас заехал на траву, – резюмировала я строгим тоном дорожного инструктора.
– На что? – не понял он.
– На пешеходку и газон. Люди пройти не смогут! Так нельзя.
– Мест на паркинге нет. Куда деть тачку?