Тайна тринадцатого апостола
Шрифт:
Отцу Бречинскому было явно не по себе, он прятал глаза, старался не смотреть на собеседника. И, наконец, протянул пару перчаток.
— Не стоит находиться у меня слишком долго, вы должны вернуться в зал. Я… мы еще потолкуем, отец Нил. Попозже. Я найду способ. Не доверяйте здесь никому, даже монсеньору Лиланду.
— Что вы хотите сказать? Я, наверное, никого больше и не увижу в Риме, но ему верю безусловно мы вместе учились, я его знаю много лет.
— Но он провел какое-то время в Ватикане. Это место меняет любого, кто приблизится к нему. И таким людям уже никогда не
Лиланд между тем уже разложил на столе свои манускрипты.
— Долго же, однако, он перчатки искал! А между тем в соседнем зале их полным полно в ящике, на все размеры…
Не отвечая на встревоженный взгляд друга, отец Нил склонился к большой прямоугольной лупе, Закрепленной над рукописью. Вгляделся:
— Иллюминирований нет, наверняка написано ранее X века. Ну, Ремби, за дело!
В полдень они перекусили сандвичами, которые принес им отец Бречинский. Неожиданно подобрев, поляк попросил отца Нила объяснить, в чем будет состоять его работа.
— Сначала надо разобрать латинский текст этой рукописи григорианских песнопений. Затем перевести с древнееврейского тексты, которые пели в старину иудеи. Мелодически они между собой близки. Мое дело — сопоставить их по содержанию, конечно, я занимаюсь только текстами, все остальное — забота монсеньора Лиланда.
— Древнееврейский для меня так же темен, как средневековые письмена, — со смехом пояснил американец.
Когда они вышли из здания, солнце уже висело низко над горизонтом.
— Я сразу вернусь в Сан-Джироламо, — извиняющимся тоном сказал отец Нил. — Голова разболелась от этого воздуха, там же всюду кондиционеры…
Но отец Лиланд остановил его. Они проходили как раз по площади Святого Петра:
— По-моему, ты произвел сильное впечатление на отца Бречинского. Обычно от него не дождешься более трех фраз подряд. Так вот, друг мой, я хочу тебя предостеречь: не доверяй ему.
«И он туда же! Господи, куда я попал?»
А Лиланд настаивал, лицо его стало суровым: — Держись настороже, не допускай лишнего. Если с тобой заговаривают, то только затем, чтобы тебя прощупать, здесь ничто не делается по простоте душевной. Ты представить себе не можешь, до какой степени Ватикан опасен. Не доверяй никому и ничему.
43
Отец Нил вошел в свою комнату в Сан-Джироламо. Он так и не смог привести в порядок свои мысли. Удостоверившись, что из шкафа, по-прежнему запертого на ключ, ничего не пропало, он подошел к окну; там опять поднимался сирокко, этот кошмарный южный ветер, покрывающий город тонким налетом песка, принесенного из Сахары. Рим, обычно залитый солнечным светом, накрыл желтоватый туман.
Он закрыл окно, чтобы уберечься от песка. Хотя это не поможет спастись от мигрени, вызываемой сильным спадом атмосферного давления, неизменно сопровождающим сирокко, все население страдает такими же головными болями, и, если преступление совершается под воздействием сирокко, римская юстиция принимает это во внимание как смягчающее обстоятельство.
Решив заблаговременно принять таблетку аспирина, он шагнул к полке. И остановился, глядя на забытые отцом Андреем вещи. Отвергнутый своей семьей за то, что ушел в монастырь, раненый жестокой утратой друга, отец Нил легко приходил в волнение, слезы навернулись, затуманивая его взгляд. Он сгреб все разом и засунул на дно своего чемодана — отныне это станет для него драгоценной памятью и займет место в его келье в Сен-Мартен.
Он машинально раскрыл записную книжку, стал перелистывать. Ежедневник монаха так же монотонно приглажен, как и его жизнь; страницы были девственно-чисты вплоть до первых чисел ноября. Там отец Андрей отметил день и час своего отъезда в Рим, затем — время своих собеседований в Конгрегации. Отец Нил перевернул страницу и увидел несколько строчек, нацарапанных явно второпях.
С бьющимся сердцем он присел к уголку стола, зажег лампу.
Вверху страницы слева отец Андрей вывел заглавными буквами: «ПОСЛАНИЕ АПОСТОЛА». Затем, чуть ниже, следовали два имени: «Ориген, Евсевий Цезарийский», потом еще три буквы и шесть цифр. Более ничего.
Ориген и Евсевий — отцы греческой церкви.
На странице напротив стояло: «S.C.V. Тамплиеры». И снова три буквы, но цифр уже только четыре.
Какая связь между тамплиерами и отцами церкви?
Голова слегка кружилась. Это из-за сирокко?
«Послание апостола»… В речах отца Андрея, когда они беседовали наедине, мелькало что-то в этом роде, но очень туманно. И об этом же говорилось в оставленной им записке, написанной в Римском экспрессе.
Отец Нил часто спрашивал себя, каким образом эти загадочные слова могут ему послужить. И вот его друг, словно он по-прежнему рядом, опять направляет его, как будто подсказывает, что о его судьбе можно выяснить нечто важное, если заглянуть в писания двух отцов церкви, чьи имена он записал здесь, словно ориентир.
Надо бы раздобыть эти тексты. Но где?
Отец Нил устало побрел в ванную, наполнил стакан воды, бросил туда таблетку аспирина и замер в сосредоточенном размышлении. Три буквы, а за ними цифры — это шифры из классификатора Дьюи, обозначающие место, занимаемое данными книгами в библиотеке. Но в какой именно? Преимущество системы Дьюи в том, что она способна расширяться до бесконечности. Две последние цифры с большой вероятностью могли бы помочь отыскать нужную библиотеку среди сотен других.
Если расспрашивать каждого библиотекаря. В каждой библиотеке…
Он выпил аспирин.
Искать книгу, исходя только из шифра Дьюи, — все равно что разыскивать машину в паркинге на четыре тысячи мест, не зная ни места ее стоянки, ни марки, ни имени служителя, что дежурил на въезде. Собственно не зная даже, о каком паркинге идет речь…
Он потер ладонями виски, боль нарастала быстрее, чем действовал аспирин.
Три буквы после Оригена и Евсевия дополнялись шестью цифрами — это, стало быть, полный шифр, точное указание на место, занимаемое книгой на стеллаже. Но за тремя буквами, сопровождающими «S.C.V. Тамплиеры», следовали только четыре цифры; они указывали стеллаж, может быть, отдел данной библиотеки, но не точное расположение книги.