Тайна тринадцатого апостола
Шрифт:
— Я его не знаю, отец мой, но он, наверное, епископ. Он носит странный перстень, я такого никогда не видела. Он похож на гроб. Украшение в форме гроба.
Священник торопливо повернул епископский перстень на своем безымянном пальце так, что камень оказался у него в ладони, и спрятал правую руку в складки своего стихаря. Соня, поглощенная исповедью, этих торопливых движений не заметила.
— Епископ… какой ужас! И вы говорите, он принуждал вас…
С трудом превозмогая стыд, Соня рассказала о сцене перед византийской иконой, о рогатом монашеском чепце, что сдавливал ее голову, в то время как ее обнаженное тело было отдано мужчине, стоящему на коленях позади нее на той же молитвенной
Глаза священника вновь придвинулись совсем близко:
— И вы говорите, что в следующий раз, когда вы придете к нему, он хочет…
Она пересказала то, что, прощаясь, объяснял ей епископ, и отчего она, сломя голову, убежала из его апартаментов. Теперь лицо священника почти соприкасалось с ее собственным, его черты стали жесткими, как мраморные плиты церковного пола, в которые упирались ее колени. Он заговорил медленно, отчетливо произнося каждое слово:
— Дитя мое, Господь вас простит, ибо вы стали жертвой злоупотребления одного из тех, кто представляет Его на земле, и у вас не было выбора. От Его имени я ныне дарую мир вашей душе. Но вам нельзя — вы меня слышите? — нельзя больше ходить к этому прелату. То, что он хочет с вами сделать, — отвратительное кощунство по отношению к нашему спасителю Иисусу Христу, распятому за нас.
Соня подняла к нему потрясенное лицо:
— Но это невозможно! Что со мной будет, если я не подчинюсь? Я же не могу покинуть Рим, мой паспорт…
— Ничего с вами не случится. Во-первых, потому, что Господь вас охранит, ваше признание доказывает, что душа ваша осталась чистой. Я сохраню тайну исповеди, не сомневайтесь. Но я кое-что значу в жизни Рима и смогу, не выдав ваших тайн, позаботиться, чтобы вам не причинили вреда. На свою беду, вы попали в руки развращенного епископа, который утратил право носить свой перстень. Этот гроб украшает преступную руку, и он стал символом духовной смерти, которая уже постигла его. Но вы все еще в руках Божьих, доверьтесь же им. Не ходите к нему в назначенный день.
Непредвиденная встреча со священником была для Сони подобна ответу Господа на ее молитву. С тех пор как она впервые взошла по лестнице, ведущей в апартаменты Кальфо, ей еще никогда не дышалось так легко. Этот незнакомый священник выслушал ее, так хорошо к ней отнесся, он обещал ей Божье прощение! Освобожденная от смертельно давившей ее тяжести, она перед уходом схватила его руку и поцеловала, как делают православные. Она не обратила внимания, что это была левая рука — правую он по-прежнему упорно прятал в складках стихаря.
Она двинулась к выходу, а священник, встав, направился обратно в ризницу. Сначала он вернул на прежнее место свой епископский перстень с печатью святого Петра. Потом сбросил стихарь, доселе скрывавший его широкий пурпурный пояс, пригладил седые волосы и водрузил на макушку шапочку того же цвета — знак кардинальского сана.
До этого момента карты, которыми располагал Катцингер, были похуже, чем у неаполитанца. Соня, сама того не зная, только что снабдила его козырным тузом. Он воспользуется этой картой, поручив выложить ее на стол верному Антонио, сумевшему обмануть даже бдительность Союза Святого Пия V, андалузцу, никогда не отступавшему и не сворачивавшему со своего пути, такого же узкого, как толедский клинок, и, подобно ему, сгибавшемуся лишь затем, чтобы тем вернее выпрямиться.
77
Папский охранник, сидящий перед бронированной дверью, пропустил их, уже не заглядывая в пропуск отца Нила; они стали здесь завсегдатаями… Бречинский подвел пришедших к столу, где ждали вчерашние манускрипты.
Отец Нил предупредил Лиланда, что в
Отец Бречинский сказал, что хочет ему помочь. Но что он может? Ватикан огромен, его разнообразные музеи и библиотеки имеют еще и филиалы, в которых также ждут своего часа тысячи ценных предметов. Где-то там, может статься, прячется и ящик из-под коньяка «Наполеон», содержащий разрозненные рукописи ессеев и маленький листок папируса, обвязанный льняной тесьмой. Описание, услышанное от Льва Барионы четко, как надпись на камне, отпечаталось в памяти отца Нила. А вдруг ящик был опустошен, а его содержимое рассовано торопливым сотрудником куда ни попадя?
Поработав часа три, отец Нил стащил перчатки:
— Не спрашивай пока ни о чем. Мне надо еще раз поговорить с отцом Бречинским.
Лиланд молча кивнул, подбодрил отца Нила улыбкой и вновь склонился над средневековой рукописью, которую изучал.
С бьющимся сердцем француз постучался в дверь библиотекаря.
Отец Бречинский выглядел так, будто его трепала лихорадка, глаза за стеклами очков были обведены темными кругами. Он молча, знаком предложил Нилу сесть.
— Отец мой, я всю ночь молился, чтобы Господь просветил меня. И я принял решение. Я сделаю для вас то, что сделал для отца Андрея. Но знайте, что этим я нарушу самые священные предписания, которые получил, когда принимал этот пост. Вы заверили меня, что не причините вреда папе, а, напротив, собираетесь передать ему то, что найдете, — иначе я никогда бы на это не пошел. Вы можете дать мне клятву перед Богом, что ваши намерения именно таковы?
— Я всего лишь монах, отец Бречинский, но я всегда стремился быть им до конца. Если то, что я открыл, представляет опасность для Церкви, от меня об этом узнает только папа.
— Хорошо… Я вам верю так же, как верил отцу Андрею. Ведать сокровищами, собранными здесь, — лишь одна из моих обязанностей, единственно явная для всех, но наименее значительная. У этого книгохранилища есть помещение, которого вы не найдете ни на одном плане этих зданий, упоминания о котором не встретите нигде, поскольку официально его не существует. Так пожелал святой Пий V в 1570 году, когда достраивали базилику Святого Петра.
— Секретные архивы Ватикана?
Отец Бречинский улыбнулся:
— Секретные архивы абсолютно официальны, они находятся у нас над головами двумя этажами выше их содержимое доступно исследователям в соответствии с установленными гласными правилами. Нет, то помещение известно лишь немногим лицам, а коль скоро его не существует, у него и названия нет. Это, если угодно, секретный фонд Ватикана, у большинства государств на планете имеется нечто подобное. Там нет штатного библиотекаря, ибо, повторяю, самого фонда не существует, и его содержимое не имеет ни каталогов, ни шифра. Это спецхран вроде библиотечного «ада», где, погруженные в забвение, дремлют документы щекотливого свойства, которых не должен узнать мир. Я один отвечаю за них перед Святейшим Отцом. На протяжении веков туда по распоряжению очередного папы или кардинала-префекта духовной консистории попадало множество самых разнородных вещей. Когда кто-нибудь решает отправить документ в секретный фонд, он уже оттуда не возвращается даже после смерти принявшего такое решение. Он никогда не будет классифицирован и о нем никто не вспомнит.