Тайна XV
Шрифт:
Ценная деталь: было доказано, что убитый Гастон Жоливе не ел этих пирожных. Следовательно, он был разбужен шумом при похищении своей дочери, и удар кинжала, во время нанесенный, помешал ему крикнуть. На кинжале, вошедшем по самую рукоятку в левую сторону его груди, была вырезана следующая загадочная надпись:
«Клятва XV-ти».
Все пятнадцать похищений имели много общего.
Родители всех девушек констатировали, что они вошли в свои комнаты 17 сентября вечером; ночью никто из швейцаров не был разбужен; никто не выходил из дому; утром все двери и окна оказались запертыми изнутри; у адмирала
Так как все эти таинственные признаки похищений совершенно согласовались, и все произошло в столь непродолжительный промежуток времени, что один похититель, даже наделенный сверхчеловеческой личностью, не мог похитить пятнадцати девушек, то надо было допустить, что все похищения были делом сообщества неизвестных… и что это сообщество состояло из пятнадцати членов, как на это указывала надпись, выгравированная на клинке: «Клятва XV-ти».
Сэнт-Клер доказал, что пятнадцать девушек были похищены из окон или форточек, ловко открытых и затем закрытых, и что похитители находились на аэропланах неизвестного типа, способных оставаться неподвижными в воздухе, могущих спускать одного или двух пассажиров без аттеррисажа [1] .
1
Спуск аэроплана на землю.
Дальше общественное мнение терялось в догадках.
Один только Лео Сэнт-Клер, наведенный на след странной заметкой в «Petit Bleu», догадывался с некоторым основанием, если не о личностях похитителей, то, по крайней мере, об их местопребывании. Тем более, что в его уме, склонном к дедукции, эта заметка подтверждала сотни других догадок и выводов.
III
Первый конфликт
Из всей группы людей, стоявших на дебаркадере, были особенно замечательны два человека.
Один, в возрасте около пятидесяти лет, был строен, высок, с прекрасной военной выправкой. Хороший цвет лица еще более выделялся, благодаря коротким, черным бакенбардам, глаза стального блеска и выбритая верхняя губа, крупная и мясистая, свидетельствовали о доброжелательной энергии и о чувственности хорошо пожившего человека: это был адмирал Сизэра.
Другой, выше среднего роста, тонкий, но с широкой грудью и плотной шеей, производил впечатление гибкого и сильного человека. Ему могло быть не более тридцати лет. Его бритое, квадратное лицо, с выдающимися скулами, с тонкими губами, которых не оттеняли усы, с суровым подбородком, было странно освещено необыкновенными глазами. Они были громадны, широко прорезаны, а расширенный зрачок золотисто-желтого цвета окаймлялся широким темным кругом, наводящим ужас, как глаза сфинкса. Странный каприз природы! Этот человек, очень красивый, даже обольстительный в блеске своей мужественной энергии, имел загадочные глаза одной из тех птиц, которых считают властителями ночи. Этот человек был Лео Сэнт-Клер, исследователь таинственного Тибета и центральной Африки. Его называли Никталоп за его способность видеть ночью так же хорошо, как и днем.
Как и другие члены экспедиции, Сизэра и Сэнт-Клер были одеты в костюмы цвета хаки, обуты в высокие сапоги, доходившие почти до колен, и с колониальными
Вдруг барьер, отделявший платформу, был поднят и путешественники взошли на палубу дирижабля.
Среди путешественников, которых было около двадцати, медленно и с трудом подвигался какой-то старик, с большой белой бородой, сгорбленный бременем лет.
Пять минут спустя, сирена с Жиронды испустила пронзительный сигнал, начальник станции ответил свистком, и, медленно, величественно дирижабль пустился в путь.
Пока путешественники устраивались в своих каютах, прежде чем сойти к общему столу, Жиронда, постепенно увеличивая скорость, неслась вдоль Гаронны. Затем, переменив вскоре направление, пошла к юго-западу, дабы, миновав Барселону, Средиземное море и Алжир, достигнуть Тимбукту, где она должна была оставить мешок с депешами.
Отправившись из Бордо 9 октября, Жиронда должна была бросить якорь в Браззавиле 12 октября, около шести часов утра.
В столовой, где на конце стола собрались члены «экспедиции Сизэра», Сэнт-Клер был погружен в расчеты.
Направо от Сэнт-Клера, отделенный от него двумя приборами, сидел старик с белой бородой и медленно ел, не обращая, казалось, никакого внимания ни на спутников Сизэра, ни на других пассажиров. Но во время еды старик бросал взоры на Сэнт-Клера. И, странное дело, глаза Бастьена, сидевшего на другой стороне стола, напротив Никталопа, часто впивались взором в глаза старика. Один только из сидевших за столом заметил случайно этот маневр и стал наблюдать за ним; это был мичман Дамприх, адъютант адмирала.
Когда вышли из-за стола, мичман Дамприх постарался пропустить вперед Бастьена и удержать Сэнт-Клера, шепнув ему на ухо:
— Мне надо поговорить с вами… на палубе. Оставьте Бастьена говорить с адмиралом. Нам изменяют.
Сэнт-Клер вздрогнул и яркая краска залила его бледные щеки.
Три минуты спустя, исследователь и мичман стояли в самом уединенном углу платформы дирижабля, облокотившись на барьер. Платформа была погружена в темноту ночи, которую прорезывал только луч, исходивший от электрического фонаря.
Они тихо разговаривали и ветер уносил их слова в темноту ночи.
— Ну, что? — сказал Никталоп.
— Вы заметили странное поведение Бастьена? — спросил тотчас же мичман.
— Странное поведение Бастьена? Нет.
— А я видел.
— Что вы видели?
— Помните, прежде всего, как он настаивал в Париже, чтобы его взяли в экспедицию?
— Это может быть усердие, любопытство или любовь к приключениям.
— Хорошо! Но, быть может, это и шпионство.
— Ну, ну!
— Послушайте! В ночь с 8-го на 9-е октября в Бордо Бастьен, прячась, ушел из отеля в час ночи; он вернулся в пять часов утра тихонько, с надвинутой на лицо фуражкой, с поднятым воротником пальто. Он оставил дверь своей комнаты полуоткрытой. Он ни слова не сказал нам об этом. Почему?
Сэнт-Клер пожал плечами.
— Продолжайте, — сказал он, — потому что это еще не все.
— Нет, это еще не все. Здесь после обеда у Бастьена в каюте был разговор с одним из пассажиров.
— С каким пассажиром?