Тайна замка Вержи
Шрифт:
Николь чувствовала, что ей говорят правду.
– А где же была ты?
Ведьма пожала плечами:
– Может, поблизости, а может, и далеко. Может, я видела все его глазами, – она кивнула на разомлевшего Баргеста. – Что скажешь?
– Нет, – решила Николь, поразмыслив. – Вряд ли.
– Отчего же?
– Ты сказала, маркиза привели к дому собаки. Они бы учуяли твоего пса, будь он там.
– Дельно, – согласилась ведьма. – Тогда сама догадайся, где я пряталась.
– На дереве! – наугад бросила Николь, и по мелькнувшему удивлению
Она торжествующе улыбнулась, но тут же улыбка ее померкла. Что же с домом, который якобы сжег маркиз?
Ведьма принялась ходить вокруг нее, не скрывая насмешки.
– Не сломай себе голову, лягушоночек!
Николь по привычке прикусила кончик вьющейся пряди волос.
Венсан Бонне учил ее, что у любого невероятного явления есть до обидного естественное объяснение. Но людям лень хорошенько подумать, чтобы дойти до него своим умом. Им проще сочинить небылицу, чем докопаться до истины. Леность ума, твердил лекарь Бонне, в тысячу раз хуже лености тела: она как наглухо закрытая дверь, за которой прячутся ответы. Не зря говорят, что праздный мозг – мастерская дьявола.
Если бы Николь вздумала объявить лекарю, что ведьма заклинанием вернула на место сгоревший дом… Ох, как высмеял бы ее Венсан Бонне! Язык у него не хуже болотной осоки: чуть прикоснулся – и готов порез.
Ведьма все кружит, косится хитрым глазом. Небось ворожит про себя, чтобы ум Николь стал вязкий, как мед, и все умные мысли слиплись друг с другом.
Нет уж, она найдет ответ!
Маркиз сжег дом ведьмы. Но вот он, стоит, как стоял, не тронутый пламенем.
Может, старуха отвела Мортемару глаза? Кинула в него комком серебряной паутины и он увидел то, чего не было?
Но Николь и сама чувствовала запах дыма.
Забыв о том, что старуха наблюдает за ней, девочка увлеченно разгадывала головоломку.
Маркиз сжег дом, но дом остался цел. Ну-ка, додумайся, Николь Огюстен, как такое могло случиться без помощи колдовства.
И вдруг ее осенило. Отгадка оказалась до смешного простой и самой что ни на есть обыкновенной – как и обещал лекарь.
– У тебя два дома! – выпалила она.
– Вот еще! – фыркнула старуха и хлопнула себя по коленям, точно собиралась пуститься в пляс. – Два? Как бы не так! Не говори глупостей!
Николь разочарованно опустила голову.
– Два? Чушь! У меня их три, лягушоночек!
Взглянув на лицо девочки, старуха зашлась в хохоте, перешедшем в кашель.
– Ох и насмешила же ты меня вместе с его обозленной светлостью, – выдохнула она, едва отдышавшись и утерев выступившие от смеха слезы. – Что таращишься?
– У тебя три дома? – недоверчиво переспросила Николь. – Но зачем?
– Я скажу тебе так: когда матерая лиса хочет укрыться от охотников, она находит заброшенную барсучью нору, но сама в ней не селится. Опытная лиса прячется по соседству. Приходит охотник, его собака лезет в нору и находит там одних лишь червей. Думаешь, она начинает искать
– Ложные дома! – восхитилась Николь.
– Так, да не совсем. В одном из них я врачую. А в другом жила когда-то, да только забросила из-за сырости. Но как чувствовала, что он мне когда-нибудь пригодится!
Ведьма подмигнула девочке. Николь и рада была бы улыбнуться в ответ, но она слишком хорошо помнила старую поговорку: «Лиса знает много, но тот, кто ее ловит, знает больше».
– Мортемар вернется… – тихо сказала она. – Он не отступится.
Старуха согласно кивнула.
– Ваш маркиз из настырных. Думаю, он отыщет кого-нибудь из тех, кого я вылечила, и пытками или подкупом заставит показать место.
– Оно далеко? – встрепенулась Николь.
– Ближе, чем хотелось бы. Ну, хватит болтовни! Пора взглянуть на твое плечо.
Ведьма двинулась к крыльцу, но на полпути остановилась и хлопнула себя по лбу:
– Э, забыла! Ты ведь так и не призналась, что сотворила с моим лохматым дружком.
Николь опустила голову, вздохнула и торжественно начала:
– Признаюсь, как на исповеди, в том…
Она замолчала. Ведьма подалась к ней, чтобы не пропустить ни слова.
– …в том…
– Ну же! – не вытерпела старуха.
– …в том, что я ничего не делала с твоей собакой! – закончила Николь. И, не сдержавшись, прыснула. Но очень уж забавное выражение стало у колдуньи: и растерянное, и ошарашенное, и рассерженное – все сразу.
– Уж не вздумала ли ты смеяться надо мной, голубка? – с опасной мягкостью в голосе осведомилась старуха.
Николь побледнела, от улыбки не осталось и следа.
– Я не хотела тебя обидеть! – виновато пробормотала она. – Клянусь! Собаки никогда меня не кусают, так уж повелось.
Некоторое время ведьма смотрела на нее, прищурившись, но искренность девочки смягчила ее.
– Никогда не кусают, значит… Хм, занятно. Ты что-то говоришь им? Особые слова?
Николь помотала головой.
– Выходит, ты перехитрила меня, маленький ловкий лягушоночек, – подытожила старуха. – Не трусь, я на тебя не в обиде.
И скрылась в доме, бормоча что-то под нос про собак.
Николь опустилась на колени перед задремавшим Баргестом. По его бугристому лбу прогуливалась нарядная пчела, утопая в ворсистой шерсти. Пес, не открывая глаз, встряхивал ушами и морщился.
Она согнала пчелу, и Баргест облегченно затих.
– Как тебя зовут? У тебя есть имя?
Пес вместо ответа издал такой глубокий вздох, что травинки дружно полегли перед его носом.
– Эй! Ты с кем это там беседуешь?
Из окна над ее головой высунулась старуха, точно хищная остроносая птица из дупла. Николь испугалась, что снова позволила себе лишнее.
– Я спросила, как тебя зовут, – выкрутилась она. – Я ведь до сих пор не знаю, как к тебе обращаться.
Ведьма поджала узкие губы.