Тайна Желтой комнаты
Шрифт:
— Кастет в руках опытного преступника страшное оружие, — сказал Рультабиль, — пожалуй, более надежное и опасное, чем тяжелый молоток.
— И негодяй доказал это, — печально кивнул Дарзак, — удар пришелся по голове. Форма звена кастета полностью соответствует ране, и она безусловно оказалась бы смертельной, но, вероятно, именно в момент удара прогремел выстрел, и убийца был задет пулей. Раненный в руку, он выронил кастет и бежал; к несчастью, удар уже успел достичь цели, и мадемуазель Станжерсон едва не была убита, после того как ее чуть было не задушили. Если бы она ранила нападавшего
Дарзак постучал в дверь павильона. Признаюсь, мне не терпелось попасть на место происшествия, и, хотя разговор о кастете был необычайно интересен, но я просто сгорал от нетерпения, видя, что наша беседа продолжается, а дверь павильона остается закрытой.
Наконец она отворилась, и на пороге показался человек, в котором я без труда узнал дядюшку Жака. Ему было уже около шестидесяти. Длинная седая борода, седые волосы, берет, поношенный коричневый бархатный костюм и деревянные башмаки. Вид неприветливый и ворчливый, однако, увидев Дарзака, он улыбнулся.
— Это друзья, — просто сказал наш провожатый, — в павильоне никого нет?
— Мне приказано не пускать ни единого человека, господин Робер, но, конечно, приказ не касается вас. И почему, собственно, не пускать? Они уже видели все, что можно было увидеть, эти господа полицейские. Все зарисовали, всех допросили…
— Извините, дядюшка Жак, один вопрос раньше всего прочего, — вмешался Рультабиль.
— Говорите, молодой человек, и если я смогу вам ответить…
— Ваша хозяйка носила в этот вечер волосы, спущенные на лоб?
— Нет, сударь, она никогда не носила такую прическу, ни в тот вечер, ни в другие дни. Волосы были, как всегда, зачесаны наверх, и весь ее прекрасный лоб, чистый, как лоб новорожденной, был открыт.
Рультабиль что-то недовольно проворчал и принялся осматривать вход. Замок действительно был английский, и открыть дверь без ключа было практически невозможно.
Затем мы вошли в вестибюль, маленькое, довольно светлое помещение с красными плитками на полу.
— А вот и окно, через которое бежал убийца!
— Так говорят, сударь, но ведь мы не слепые. Ни господин Станжерсон, ни я, ни привратники, хоть они сейчас и в тюрьме, мы никого не видели. Почему тогда и меня не засадят из-за моего револьвера?
Рультабиль уже открыл окно и осматривал ставни.
— Они были закрыты в момент преступления?
— На железную задвижку изнутри, — ответил дядюшка Жак. — Что же он, сквозь ставни прошел, что ли?
— Там есть пятна крови?
— Да, вы можете посмотреть на камнях снаружи. Но чьей крови?
— Так, — сказал Рультабиль, — а вот и следы на дорожке, земля была очень влажной. Сейчас мы все это внимательно исследуем.
— Глупости, — возразил старик, — он не мог здесь пройти.
— Но где же?
— Откуда я знаю?
Рультабиль опустился на колени и начал быстро осматривать плитки вестибюля, покрытые пятнами.
— Вы ничего не найдете, сударь, — продолжал дядюшка Жак, — и они ничего не нашли. Кроме того, здесь теперь чересчур грязно, входило и выходило множество людей, а пол мыть мне не разрешают. Но в день преступления я все вымыл, и, пройди здесь убийца в своих башмаках — это было бы сразу заметно. Таких следов он достаточно оставил в комнате барышни.
— Когда вы мыли эти плитки в последний раз? — спросил Рультабиль, поднимаясь.
— В самый день преступления, я же вам сказал, около половины шестого, в тот момент, когда хозяин и его дочь прогуливались перед обедом. Они и обедали в лаборатории. На следующий день следователь мог видеть все следы на полу, как отпечатки чернил на белой бумаге, однако ни в лаборатории, ни в вестибюле ничего не было. Откуда же следы за окном? Для этого убийца должен был продырявить потолок в Желтой комнате, пройти по чердаку, пробить крышу и спуститься как раз под окно вестибюля. Но никаких отверстий нигде нет, просто чертовщина какая-то.
Неожиданно Рультабиль опустился на колени перед дверью маленького туалета, который находился в глубине вестибюля, и в таком положении оставался целую минуту.
— В чем дело? — спросил я, когда он поднялся.
— Так, ничего существенного, капелька крови.
Молодой человек повернулся к дядюшке Жаку:
— Когда вы начали мыть пол, окно вестибюля было открыто?
— Да, перед этим я разжигал камин газетами, и появился дым. Чтобы создать сквозняк, я открыл окна в лаборатории и вестибюле, затем, закрыв окна лаборатории, но не закрывая окна вестибюля, ненадолго сходил в замок за тряпками. Вернулся около половины шестого и начал мыть полы, потом снова ушел, оставив окно вестибюля по-прежнему открытым. Наконец, когда я вернулся в павильон окончательно, окно было закрыто, а профессор с дочерью работали в лаборатории.
— Вероятно, окно закрыл кто-то из них, войдя в помещение.
— Наверное.
— Вы их не спрашивали об этом?
— Нет.
Еще раз посмотрев на маленький туалет и на лестницу, ведущую на чердак, Рультабиль вернулся в лабораторию. Я и Робер Дарзак последовали за ним.
Ну вот, наконец, и дверь Желтой комнаты! Выбитая почти наполовину, она была закрыта или, вернее, прислонена к косяку лаборатории. Мой друг, работая методично и не говоря ни слова, внимательно осматривал большое и хорошо освещенное помещение лаборатории, в которой мы находились. Два окна, снабженные решетками, открывали вид на окружающую местность. Просека в лесу позволяла увидеть прекрасную долину, простиравшуюся до самого города, который можно было различить в солнечные дни. Но сегодня — только грязь на земле да изморось в воздухе.
Одна из стен была полностью занята громадным камином, тиглями и разнообразными приборами для химических опытов. Вдоль другой стены возвышались шкафы с инструментами и огромным количеством минералов. Рультабиль осмотрел камин, пальцем пошарил в тиглях и выпрямился, разглядывая маленький кусочек обгоревшей бумаги.
— Сохраните это для нас, господин Дарзак, — попросил он.
Я наклонился над обгорелой бумагой и с трудом разобрал несколько сохранившихся слов: «Дом не пот… очаров, а сад… блеска».