Тайна жизни
Шрифт:
— До самой смерти, — прошептала она, прижавшись к его плечу.
Они простились, не дойдя до террасы, зная, что им больше не удастся быть наедине, отказываясь от встречи на рассвете, чтобы избежать лишних терзаний.
Склонившись над каторжником, которого водворили в его прежней комнате, в нижнем этаже башни, Жюльен, давая ему лекарства, тихо уговаривал его:
— Вы вовсе не такой злой, как это думают. Я уверен, что вы сожалеете о том, что сделали... Ведь это бедное дитя заслуживает вашего сострадания. Если б мы знали, какое вы употребили
— Золотом, — проворчал Браво: — слишком поздно, я издохну.
— Но ведь вы чувствуете, что силы возвращаются к вам... Подумайте об этим ребенке. Он ни в чем неповинен.
— Я отомстил.
Бледный, расстроенный миссионер вышел на площадку и ответил жестом отчаяния на тревожные взгляды Жана и Алинь.
— Вы привели Пабло? — спросил он.
Заметив индейца, он бросился к нему навстречу, и прежде, чем увести его наверх, остановился перед молодыми людьми.
— У меня нет больше никакого сомнения. Ах, Зоммервиль гордился своим ферментом молодости. Вся его наука провалилась перед этим ферментом, оскотинивающим человека и открытом перед дикарями.
— Ну, что? — спросил Зоммервиль, как только они очутились на пороге комнаты.
— Вот Пабло. Его, наконец, нашли.
Зоммервиль резко подошел к индейцу, который отступил перед испуганным блуждающим взглядом.
— Вы вылечите моего сына, не правда ли, друг мой? Отец сказал, что вы это можете!
— Простите, — мягко протестовал миссионер: — он нам только скажет, что это за болезнь и знает ли он лекарство от нее.
— Он должен его знать! — крикнул Зоммервиль, сжимая кулаки.
— Не пугайте его, — умолял аббат, подбадривая индейца ласковым ударом по плечу: — Самое важное, чтобы он нам указал противоядие.
Зоммервиль резко прервал его.
— Опять ваше противоядие! Но, ведь, глупо предполагать, что кто-то отравил моего сына. Кто его мог отравить? Кто?
— На этом острове есть убийца.
— Каторжник? Но, ведь, он мне обязан жизнью!
— Каторжник обвиняет вас в том, что вы украли его молодость. Каторжник знает тайны индейцев и сумел составить эту гнусную отраву.
— Какую отраву? — прошептал Шарль, проводя рукой по бледному лицу.
Аббат продолжал тем же прерывающимся голосом:
— Отраву, превращающую человека в животное... Разрушающую его человеческие способности, делающую его...
— Ага, этот яд... помню... да нет же! Сказки! Мой сын, Зоммервиль, превращенный в животное!.. Мой сын, молодой, любимый сын!..
Он смеялся, плакал, ломал руки. Глубоко тронутый Тулузэ пытался утешить его.
— То, что сделано человеком, может быть им же исправлено. Есть среди индейцев люди, которые мне преданы; они нам помогут, не теряйте надежды!.. Попробуем сначала спросить Пабло.
— Мой сын... Бедное дитя! Значит, я сам...
Он опустился в кресло, а миссионер подвел индейца к двери, за которой раздавались пронзительные
Зоммервиль внезапно вскочил с места.
— Тулузэ, вы говорили, что есть противоядие? Я помню, вы говорили! Где Браво? Он знает противоядие? Где Браво?
— В башне.
— Где Браво? Убийца Браво? Где он, убийца детей?
Его дикие крики раздавались в корридоре, потом на террассе в сгущающихся сумерках.
— Это ты, Браво! — кричал Зоммервиль, склоняясь над изголовьем умирающего: — ты мне дашь противоядие, да? Ты будешь богат, я отдам тебе все мое состояние! Дай противоядие! Ты, ведь, знаешь его! Говори же, Браво!
Человек с усилием приподнялся, но снова упал на постель и с искаженной улыбкой прошептал:
— Браво... издохнет... со своей тайной.
— Что он говорит? — ревел Зоммервиль: — Гнусная собака, ты заговоришь у меня! Противоядие! Слышишь, проклятая собака? Что ты бормочешь?
Он склонился над ним и услышал:
— Твой сын — зверь...
Он бешено встряхнул его.
— Противоядие, противоядие!..
Перед ним был труп, с застывшей гримасой ненависти на лице.
Глава XVI.
И пирога понеслась по синим волнам.
Она признала себя побежденной в борьбе с бессонницей и, боясь мрака этой ужасной ночи, которую страх населял призраками, она зажгла лампу и поднялась с постели. Часы показывали два. Она думала о том, что Жан скоро встанет для того, чтобы закончить приготовления и спуститься на берег.
— Я не пойду, — прошептала она: — у меня не хватит мужества...
Дик, который привязался к ней после смерти своего старого хозяина, тихо ворчал под кроватью. Чувствуя себя менее одинокой, Алинь задумалась. Свет лампы освободил ее от ужасного кошмара, в котором умирающий на ее глазах каторжник под градом оскорблений, сыпавшихся из уст отчаявшегося отца, уносил в могилу спасение сына.
Ужасная сцена имела непосредственное последствие: Зоммервиль решился оставить проклятый остров, распустить весь персонал и перевести сына в Порт-оф-Спэн, где, по словам миссионера, знакомый ему врач сумеет его вылечить. Через несколько дней Алинь сядет на пароход и поплывет во Францию, где скромно будет работать в ожидании возвращения Жана...
— Возвращения Жана... — Она вздрогнула: — Когда вернется он из своих лесов?.. Два года разлуки! Два года без известий. Как сможет он посылать письма из тех пустынных мест, лежащих за сотни миль от цивилизованных пунктов? Он обещал через отца Тулузэ. Значит, пройдут месяцы раньше, чем она что-нибудь узнает...