Тайна жизни
Шрифт:
— Я все еще вижу перед собой улыбку старика, — прошептала она, ломая руки: — Зачем соблазнила я его этой лживой мечтой!
— Слова, — воскликнул Жюльен: — ведь его наивная вера родилась оттого, что он видел, как резвится его старый Дик. Вы подали ему надежду, что он восстановит свою молодость. Я могу себе самому направить такой же упрек, но я этого не делаю. Мы можем винить себя только в одном: в том, что мы так увлеклись результатами Зоммервилевских опытов над собаками и обезьянами, не выжидая, пока эти результаты покажут себя действительными или ложными; за то, что мы поверили
Жан нежно взял молодую девушку за руку.
— Обещайте мне, что вы больше не будете предаваться отчаянию, Алинь. Я взываю к вашему рассудку, как друг, как брат.
Жюльен внимательно посмотрел на них, покачал головой и вдруг сказал:
— Вы не понимаете, до чего вы смешны!
И так как они изумленно глядели на него, он сердитым тоном, за которым скрывал свое волнение, пояснил:
— Смешны. Прежде всего, вы, Лармор, собирающийся искать счастья в какой-то дьявольской стране, населенной дикарями и дикими зверьми, куда женщина нашей расы никогда за вами не последует. А потом вы, Алинь. Вы не хотите понять истинной и единственной причины вашего отчаяния. Вы вбили себе в голову, что никогда не сделаетесь женой человека, которого вы любите! Вот что вас грызет!
Они не находили слов для ответа и смущенно отвернулись.
Через десять дней после смерти Жозе-Марии, в субботу вечером, перед ужином, когда ночь уже спустилась с облачного неба, Огюст вдруг прислушался и велел замолчать негритянке, с которой Жюльен любезничал на креольском языке. Мулат выбранил ее непонятными словами, которые Жюльен, гордый своими филологическими познаниями, перевел для Жана и Алинь, прогуливавшихся по террасе в ожидании ужина:
— Он спрашивает у нее, не слышит ли она голоса внизу... Право, там как будто кого-то зовут.
Мулат все время напрягал слух, и вдруг радостно закричал:
— Отец Тулузэ, отец Тулузэ вернулся!
— Не может быть! — воскликнули в один голос Жан и Жюльен.
Каждый взял по фонарю, висевшему над столом, и они бросились вниз по тропинке, уже окутанной тьмой. Не дойдя еще до подошвы скалы, они убедились в том, что слух мулата не обманул их. На берегу лежала пирога и возле нее при свете факела, который держал в руках миссионер, возилось несколько индейцев. Аббат радостно обратился к ним:
— Да, это я, дети мои. Оставили вы мне чего-нибудь поесть? Мои дикари захотели убить огромную черепаху, которую моя несчастливая звезда заставила попасться нам навстречу. И вот, ловля этого чудовища задержала нас до поздней ночи. В моей пироге сейчас сто кило свежего мяса.
Он весело продолжал:
— В вашей пироге, капитан! Не правда ли, она достаточно велика и красива? Вы можете отчалить хотя бы сию минуту. Мои дикари в вашем распоряжении. Вы отправитесь завтра? Нет, завтра воскресенье. Лучше в понедельник.
— Конечно, в понедельник. Не знаю, как вам выразить свою благодарность! Вы мой спаситель!
— Пустяки. Я вам это даю взаймы. Если вы разбогатеете, вы мне отошлете пирогу, нагруженную мешками золота. Ну что ж, пойдем наверх.
Дорогой аббат узнал все, что происходит в замке. Анри Зоммервиль уже три дня в постели. У него сильные боли в голове и какое-то странное недомогание.
— По всей вероятности, болотная лихорадка?
— Не думаю, — сказал Жюльен: — Насколько я понял, температура у него нормальная. Алинь находит, что он говорит с трудом, и что голос его охрип.
— Может быть, ангина?
— Ничего неизвестно. Отец Зоммервиль не показывался уже два дня.
— Одна Алинь имеет доступ в комнату, — добавил Жан.
— Вопрос еще, — заметил миссионер: — достаточно ли медицинских знаний у Зоммервиля?
— Я в этом сильно сомневаюсь теперь...
По тону Жюльена миссионер понял, что во время его отсутствия произошло что-то серьезное.
— Кто-нибудь умер?
— Жозе-Мария.
— Старый отшельник? Наверно от старости. Ведь ему уже было лет восемьдесят. Отчего вы не отвечаете?.. А вы, Лармор?
— Это не моя тайна, — прошептал моряк.
Жюльен решился рассказать про плачевный опыт, про то, как каторжник подвергся двойной операции, и как старый негр, улыбаясь навстречу обещанному чуду, погиб под парами хлороформа.
— Как печально, — простонал аббат. — А другой? Как он вышел из этого дела?
— Слишком хорошо, — проворчал Мутэ: — Через два дня после операции он был на ногах. Вы увидите, как он бродит вокруг дома с глазами гиены, в которых можно прочитать дьявольский скрежет убийцы, еще не наметившего себе жертвы...
— Эль Браво — это имя вам ничего не говорит, отец? — прервал Жан.
— Эль Браво? Душитель индейцев? — произнес вздрогнув аббат: — Неужели он? Как вы не прогнали с острова этого злодея? Ведь, вы должны были предупредить Зоммервиля!
— Лармор предупредил его, — заметил Жюльен: — но вот, подите, говорите с человеком, который под властью навязчивой идеи!
Напрасно Жюльен старался развеселить общество, сидящее за столом. На его выходки отвечали деланной улыбкой, которая сейчас же пропадала в общей тревоге. Над Алинь и Жаном тяготела неизбежность разлуки; чувствуя, что какой-нибудь пустяк может переполнить чашу их страданий, они упорно избегали глядеть друг на друга. Но Тулузэ захотел последовать примеру Жюльена и нарушить общее оцепенение: он взялся за моряка.
— Как видно, мысль уехать через двое суток уже не приводит вас в такой безумный восторг, как раньше. У вас очень мрачный вид, мой друг Жан.
— Это только так кажется.
— Вы должны были быть веселее нас всех. Ведь, в понедельник вы понесетесь навстречу жизни, полной приключений, а мы обречены на нытье здесь, на этой скале. Кстати, как вы назовете вашу прекрасную пирогу?
— Надежда, — сказал Лармор, ища взгляда Алинь.
— Несколько банально, друг мой, надо придумать что-нибудь лучшее. Вот, мадемуазель Алинь нам поможет. Ведь каюта из листвы придает этой красивой лодке нечто венецианское. Если б вы женились и увозили с собой вашу жену, я предложил бы вам название «Свадебная гондола». Но ведь вы не увозите.