Тайна жрецов майа
Шрифт:
Койот снова завыл. Теперь он был где-то рядом. Часовой поднял голову. Напрягая зрение и слух, он силился понять, почему дикий зверь, обычно избегавший встречи с человеком, так решительно и быстро приближается к ночному пристанищу беглецов.
Стрела просвистела по-змеиному тихо и тонко. Кровь заклокотала в горле, приглушив предсмертный крик ужаса и боли.
– Трево...
– захлебнулся в звенящей тишине хриплый крик часового, но и этого оказалось достаточно: мертвые от усталости люди мгновенно ожили.
Еще мгновение - и они уже сомкнулись в боевой строй. Так решительно и быстро могли действовать лишь воины-гвардейцы правителя-полубога священного города Толлана. Молча, без единого возгласа они бросились вперед на едва заметную черную шеренгу преследователей, наползавшую из темноты...
Сражение
Величественной и ужасной была смерть последнего из воинов Пернатого змея. Весь исколотый пиками и мечами, с обломками стрел, торчащими из кровавых ран, он стоял на невысоком бугре. С нескрываемым удивлением и восхищением смотрели преследователи на черный силуэт умирающего воина, резко выделявшийся на потеплевшем у горизонта ночном небе. Они узнали в нем великого полководца Толлана, командовавшего личной гвардией Кетсалькоатля. Никто не решался нанести смертельный удар этому обессиленному, но гордому человеку, сильному духом. Отчаянным усилием он стянул с плеча свое грозное оружие, однако силы окончательно покинули его, и палица вырвалась из рук. То ли от потери палицы, то ли подчиняясь последнему усилию воли, умирающий резко качнулся, шагнул в сторону, но не упал. Он выпрямился во весь свой огромный рост, только теперь лицо его было обращено не к врагу, а на восток, откуда должно было появиться солнце.
Внезапно черты искаженного страданием лица озарила счастливая улыбка, и тут же, как птица, взмахнув руками, с криком "Улетел!" он рухнул на землю.
И тогда воины-победители поспешили на бугор, теперь уже никем не охранявшийся, и увидели далеко на равнине несколько маленьких темных точек, стремительно убегавших к краснеющей линии горизонта. Одна из точек казалась светлее других.
– Сак бук!
– сорвалось с чьих-то запекшихся губ.
Да, это был белый плащ великого Пернатого змея, улетавшего к солнцу на восток. И словно по волшебству, огненный диск выплыл из-за горизонта и кроваво-красные лучи небесного светила закрыли своим ослепительным покрывалом маленькие человеческие фигурки, летевшие ему навстречу.
Великий завоеватель
Пути назад не было. Трон правителя и Верховного жреца могущественного государства тольтеков был утерян навсегда. Битва с жрецами была проиграна там, на главной площади Толлана, когда тольтекская знать ответила на его слова проклятия безудержным, безумным хохотом.
Ужасный, невыносимо-мучительный хохот толпы продолжал звучать в ушах Кетсалькоатля. Он не покидал его ни ночью, ни днем, даже в минуты смертельной опасности... Он был всюду и во всем - в скрипе песка под ногами беглеца, преодолевшего за несколько дней изнурительного похода гигантское расстояние в тысячи полетов стрелы; в хрипе кровавого побоища в Синалоа, когда погибли отважные воины, прикрывшие своими телами отход свергнутого, безжалостно преследуемого, но несломленного правителя-вождя; в спасительном журчании ручейка, посланного беглецам богами посреди безводной, выжженной солнцем пустыни; в вое ветра на горных перевалах; в рокоте огромных пенистых валов, выраставших из сине-зеленой бездны океана...
Только люди не осмеливались смеяться в присутствии Кетсалькоатля. Горе тому, кто рискнул бы это сделать.
Как-то однажды жрец-прислужник, поведавший правителю еще в Толлане о сговоре жрецов, играл с малолетним сыном своего властелина Почотлем. Внезапно он тихо рассмеялся забавным проказам малыша. На его несчастье, Кетсалькоатль находился рядом. Расплата была ужасной: правитель приказал бросить верного слугу в яму пыток.
Не было в тех землях более страшного и жестокого наказания. Яма пыток не оставляла никаких надежд. Она была устлана толстым "ковром" из свежесрубленных гибких ветвей, сплошь утыканных огромными ядовитыми шипами. Если осужденный пытался выбраться из ямы, ветви, "оживавшие" от малейшего движения, опутывали обнаженное тело жертвы, разрывая кожу в клочья; лежать неподвижно на таком "ковре" было попросту невозможно - яд шипов вызывал нестерпимый зуд. Только смерть могла избавить от нечеловеческих страданий, но она не спешила к обреченным, и "ковер" шевелился и стонал иногда в течение многих невыносимо долгих дней.
Уже несколько лет жил Кетсалькоатль в стране Ноновалько. Он основал свою новую столицу на берегу одного из девяти рукавов дельты многоводной реки Усумасинты, прямо при ее впадении в бескрайний океан. Это было царство без владений и вассалов, государство без страны и даже столица без города - скромный дворец на высоком обрывистом берегу и небольшой храм Кетсалькоатля являлись единственными сооружениями "гнезда" Пернатого змея.
Нет, не случайно выбрал он это место для своей новой столицы. Здесь проходил рубеж; здесь была граница; здесь лежала ничейная земля. Здесь, в долине Девяти рек, как в гигантском муравейнике, копошились, словно в водовороте, многочисленные дикие племена варваров-кочевников. Даже отважные воины Толлана не осмеливались проникать в это царство дикости, необузданной жестокости, безумной храбрости, вечной войны и... ненасытного голода. Постоянно враждовавшие между собой, готовые в любую минуту кинуться в смертельную схватку с каждым, кто захотел бы посягнуть на их неограниченную свободу, на их несуществующие богатства и владения, кто просто был сыт, богат и не ведал, как они, мучительного чувства вечного голода, племена людей ица, кичэ, какчикели, тутуль шив представляли великую, грозную, но неорганизованную силу. Тольтеки не облагали данью эти племена, не вторгались в ничейные земли, а варвары-кочевники сами верно служили стражем восточных границ тольтекского государства. Понимали ли они это, трудно сказать. Их жадные взоры изголодавшихся людей были устремлены туда же, куда с опаской и тревогой поглядывали тольтеки. Там, на северо-востоке от долины Девяти рек, в глубине огромного материка, простиравшегося далеко на юг, в туманной дымке таинственной неизвестности угадывались грозные и величественные очертания могущественных и сказочно богатых царств великого и гордого народа майя.
Уже много столетий не осмеливались проникать туда чужеземцы, а тот, кто решался предпринять столь рискованное дело, никогда больше не возвращался назад. Один за другим гибли отряды кочевников, совершавшие набеги на богатые владения этих царств. И лишь немногие, самые хитрые и изворотливые купцы умудрялись добираться со своим немногочисленным товаром до самых дальних поселений майя. Они-то больше всего и интересовали Кетсалькоатля.
Молча выслушивал он рассказы купцов о тучных полях маиса, о гигантских белокаменных городах со взметнувшимися к небу высокими пирамидами, увенчанными храмами божественной красоты, о роскошных дворцах всесильных правителей, о могущественных жрецах и их несметных богатствах, о великих познаниях и мудрости трудолюбивого народа...
Кетсалькоатля интересовало все, до самых мельчайших подробностей, и купцы только удивлялись непонятной им жажде знаний этого свирепого, обросшего волосами могучего исполина. Они знали его необузданный нрав и не без страха поглядывали на яму пыток, рядом с которой имел обыкновение проводить свои беседы с купцами Кетсалькоатль. Особенно словоохотливыми они становились тогда, когда "ковер" в яме стонал и шевелился. "Должно быть, предыдущий собеседник правителя оказался чересчур неразговорчивым", - догадывались купцы.
Но никто не знал и даже не предполагал, сколь невероятный план вызревал в голове этого действительно необычного человека. Униженный, оскорбленный, доведенный почти до отчаяния сокрушительным поражением в битве с древней религией своих отцов, он все же не мог примириться с мыслью, что ему уже больше не суждено быть господином, властителем судеб простых смертных, великим правителем и жрецом...
Кетсалькоатль сумел найти в себе силы, чтобы вырваться из смертельного окружения в Толлане, он спас свою жизнь в безумном состязании с отрядом преследователей. Более того, он снова, как и прежде, обладал поразительной способностью подчинять своей воле окруживших его людей. Он твердо знал, что в Толлане сам проиграл сражение. Жрецы никогда не сбросили бы его с пьедестала правителя-полубога, если бы он не допустил роковую ошибку. Зачем больной, обессиленный страшным зельем, он вышел к народу и спустился прямо в толпу?..