Тайна Змеиной пещеры(Повесть)
Шрифт:
— Нет-нет. Папе писать про это не надо.
«Если бы ты знала, мама, — подумал Антон, — что сама ты еще виноватее меня… велосипед папин шпиону продала».
— Я тебя, Антон, предупреждаю. Запомни, — сказала мать и принялась дописывать письмо.
— Ладно… Мама, а ты не запомнила… этот, что велосипед у нас покупал… у него был небольшой шрам на верхней губе?
— Не приглядывалась… — ответила мать, не отрываясь от своего занятия. — Погоди, погоди, — остановила она Антона, собравшегося уходить в другую комнату. — Кажется, был шрам. Ну и что?
— Так, ничего.
Сережка
«Этот Починкин не похож, вроде, на шпиона. Пошел в Водяный за племянником. У старушки велосипед оставил. У кого он ночевал? У Деркача? Ведь он спрашивал, где живет Деркач? Разве он знает Деркача? Чепуха какая-то… Если папа узнает, что мама продала его велосипед немецкому шпиону… А деньги…» — Антона словно током ударило. Он резко поднялся и уже сидя продолжал думать: «Деньги немецкие? Нет, они, как наши, только поддельные».
Мысль о том, что у них в доме лежат деньги, напечатанные в Германии, — вот что смутно тревожило и занимало Антона. Теперь он понял это. Деньги. У них в доме целая пачка поддельных денег.
Мать уже была в своей спальне. Легла на кровать, потушила лампу. Антон слышал, как она, укладывалась, вздыхала.
«Теперь надо дать ей уснуть. Неизвестно, как долго придется ждать. Еще немножко… Еще… Ничего не слышно. Деньги в сундуке, а, может, в выдвижном ящичке швейной машины. Спички у меня в кармане. Теперь уж можно. Всегда так, когда хочешь что-нибудь сделать особенно осторожно, непременно получается стук да бряк. Свалился наперсток. Но, кажется, кругом тихо. Вот и они, червонцы. Не хрустят, уже бывалые. А на свет?»
Антон повернулся к лампе, поднял червонец над головой и замер от ужаса. В дверях стояла растерянная мать.
— Антон?! Господи! Ты что же это делаешь?
Мать всхлипнула и прислонилась к косяку. Ей стало не по себе.
— Антон, ты что задумал? Зачем тебе понадобились деньги? — Опустилась в бессилии на стул, стоявший около двери. — Без отца-то, без отца…
«Если ей сказать об этих деньгах, — заколебался Антон, — нельзя… Уркум-мукру, уркум-мукру. Нет уж… Пусть поплачет мать, потом узнает, что сама виновата больше меня». Шагнул к койке, лег и укрылся с головой.
Скот начинали гнать через село с рассветом. В этот час испокон по улице проходило стадо. Пастух с подпаском шли вдоль села, собирали коров не торопясь. Хозяйки выгоняли буренок за ворота, провожали ласковыми взглядами своих кормилиц, здоровались с пастухом, сердобольные опускали в сумку подпаска пирожок. Подпасками в Леваде ходили поочередно. Случалось и Антону просыпаться в эдакую рань с неохотой. Мать снаряжала и выводила его за ворота сонного, готового упасть где-нибудь и уснуть.
Вот и сегодня по улице на рассвете бредет стадо коров. Обычное дело. И все же бредет оно не в ту сторону. В той стороне, за Левадой, куда гонят эти усталые люди свои стада, нет-лугов. Там только дорога, полынь, да овраги.
«Конечно же, — думал Антон о своем, — Починкин от нашего дома пошел с велосипедом в сторону поселка».
У поселковых за последнее время останавливалось столько всякого люда, что хозяйки только руками разводили в ответ на вопросы Антона и Яшки. Никто не приметил человека со шрамом на верхней губе. Никакого велосипеда и не видели даже.
У кладбища ребята остановились. Конец поселка сворачивал в сторону. Третья хата Афонькина.
В следующее мгновение Антон и Яшка упали в полынь. Афонька выковылял со двора на велосипеде. Руль в его руках непослушно вертелся туда-сюда. Рыжий не умел ездить. Своего велосипеда, ребятам это доподлинно было известно, у них никогда не было.
Яшка сказал:
— Заберем? Велосипед твой.
— Нет, не надо, — остановил его Антон. — Давай лучше за барбарис спрячемся.
Только успели спрятаться, как из деркачевского сада во двор вышел тот самый человек. Потрогал дверную ручку — закрыто. Огляделся вокруг. В это время Афонька ехал на велосипеде мимо двора. Починкин преградил ему дорогу, положил руку на руль.
— Научился?
— Немного, — Афонька расплылся в улыбке.
— Что нового?
— Ничего. А где же ваш племянник, за которым вы ходили в Водяный хутор?
— Заболел он. Пристроил пока к соседям. После приеду.
Антон присмотрелся. Починкин вел велосипед мимо самого куста барбариса. За голенищем у него был все тот же насос. Но и на раме насос… Два насоса? Афонька — за ним, не отстает. Остановились. Починкин спросил у Афоньки:
— Говоришь, никаких новостей нет?
— Одна новость есть. Но это не новость, а секрет.
— Тайна? — переспросил Починкин.
— Наши слободские пацаны парашют нашли.
— Заявить надо, — посоветовал Починкин.
— Они его спрятали.
— А больше ничего не нашли?
— Да где им, — съехидничал Афонька, — парашют и то девчонка нашла. Пошли рыбу ловить и вот повезло. Но ничего, сегодня все равно я найду его и заберу.
— Ну пока, — Починкин стал прощаться. — Ты отличный парень. Отцу передашь мое спасибо. Да, — вспомнил Починкин, — ты поосторожней, тут у одного вашего пацана пистолет есть. Такой паренек, в кожаной куртке.
— У Яшки Курмыка? — у Афоньки вытянулось лицо.
Починкин ему не ответил, сел на велосипед и покатил вдоль слободы. А Афонька, оставшись на месте, крикнул ему вдогонку:
— Заезжайте еще!
Пока Починкин ехал круговой дорогой через мост, Антон и Яшка заглянули в сельсовет.
…Старшой и Костя перешли Самару вброд. Вдоль кукурузных рядков, не пригибаясь, добежали до тернового леска. А еще через несколько минут на тропинке, петлявшей между озер, показался Починкин.
Ребята спрятались в овраг, вымытый весенней водой, лежали голова к голове, уткнувшись носами в траву. Кругом тишина. И вдруг проклятая сорока откуда ни возьмись. Тараторит и тараторит над леском. Может, это и насторожило Починкина, а может, он вовсе и не тот человек, которого ждут в засаде старшой и Костя.