Тайна золотой россыпи
Шрифт:
Леню не то от холода, не то от волнения била дрожь.
— Мы думали, он домой пошел, — сказал Вася, — я видел, как он к озерку подходил.
— К озеру! — Воинов испуганно встрепенулся, — а вы потом там были? Ничего там такого, ну, что ли, подозрительного?
— Я был, — ответил Игорь, — но не присматривался, выкупался и ушел.
Сергей Иванович на секунду задумался и скомандовал:
— Степан Максимыч, разбудите рабочих, приготовьте факелы!
Факелы осветили лагерь красноватым, тревожным светом.
Все быстро пошли к озерку.
Там, как всегда, склонившись к воде, лениво дремал тальник.
— Продолжайте искать кругом, а мы с товарищем Воиновым поедем в поселок. Если Олег там не появился, сообщим в милицию, — решил Сергей Иванович.
Люди шли, высоко поднимая над головой факелы, зорко всматривались, громко кричали.
Олега нигде не было.
Вернулись утром, усталые и запыленные.
— Мы сделали всё, что могли. Теперь розыском Олега займется милиция.
Все разошлись по местам, хмурые и молчаливые.
В степи, недалеко от дороги, одиноко лежал большой, непонятно как туда попавший, камень-горюн. Будто отшвырнул его от горы какой-то сказочный великан.
Максимыч посмотрел на камень, отвернулся и печально сказал:
— Вот так и с человеком бывает! Оторвется от людей и горюет свой век!
Вовка тоже взглянул на одинокий, затерянный в степи, камень и удивленно заморгал. Он отчетливо увидел два камня.
— Но там же был один камень, — сказал Вовка и помчался к Косте за биноклем. Долго крутил винты, стараясь получше отрегулировать, и вдруг подпрыгнул.
— Там, возле камня… Олег сидит!
— Иди ты! — Игорь вырвал у него бинокль.
Все по очереди подносили бинокль к глазам. Действительно, возле камня сидел Олег.
Побежали к Сергею Ивановичу. Тот встретил это известие очень холодно:
— Сидит? Ну и пусть сидит, не нянчиться же с ним. — И наклонился над чертежом, показывая, что разговор окончен.
Что случилось с Олегом
Когда Олега выгнали, он даже почувствовал облегчение, потому что в душе ждал худшего.
С самого детства Олег привык к тому, что его защищают и оправдывают. Мама всегда твердила, что он трудный, нервный, но одаренный ребенок! Ему все прощали.
Обогнув озерко, Олег вышел на тропу, ведущую к поселку, и вдруг остановился. Там мамы нет. Ни защиты, ни помощи ждать не от кого!
— Ладно! — решил Олег, — здесь мне теперь все равно не жить! Пойду напрямик, выйду на станцию, сяду на любой товарняк и поеду, а там видно будет. Не пропаду!
Он шел и представлял себе. Вот он спрыгивает с товарного на большой станции. Спешат пассажиры. Какая-то дама в шикарной шубе, то есть нет, не в шубе, сейчас лето, но все равно — очень шикарная, в туфлях на пробке, роняет сумку вниз, на рельсы, а дама спешит, не замечает. Тогда он поспешно поднимает сумку и впрыгивает опять в товарный вагон. Он открывает сумку: пачки новеньких сторублевок распирают ее бока. Он рассовывает их по карманам. Начинается веселая жизнь. Делай что хочешь, езжай куда хочешь!
Он мечтал и верил, что все будет именно так, потому что, если не верить, незачем идти на станцию, а надо придумывать что-то другое или просто повалиться на эту пыльную, растрескавшуюся землю и завыть от тоски!
Степь только издали казалась родной. На самом деле она была покрыта каменистыми буграми и низинками, серыми от выступившей соли. Идти без дороги трудно. Олег надеялся — вот сейчас, за этим бугром, он увидит станцию или шоссе, которое ведет к ней.
Но за этим бугром виднелся другой и, казалось, им не будет конца. Олег начал уставать.
Вдруг он увидел отару белых, тесно сгрудившихся овец. Навстречу, исступленно лая, злобно ощерив пасть, рванулась огромная лохматая собака, но кто-то гортанно крикнул, она со всего разбега остановилась, присев на задние ноги, и спокойно пошла назад.
Чабаны сидели кружком около родника. Боязливо косясь на собаку, Олег подошел. Его встретили приветливо — сразу же подали большую деревянную миску с айраном и лепешку.
Олега удивило, что никто не спрашивает, кто он, откуда и куда идет. Торопливо глотая, он сам поспешил сообщить, что рассчитался на георазведке и идет на станцию.
— Что-то плохо тебя провожают, — сказал старый чабан, — могли бы подвезти.
Олег объяснил, что утром сломалась машина, а вещи доставили на станцию еще вчера.
Оказалось, что шел он почти верно, лишь немного забрел правее. До станции еще километров восемь.
— А я боялся, что заблудился, — признался Олег.
Молодой казах засмеялся, блестя мелкими зубами. Ему показалось смешным, что в степи можно заблудиться.
Олег еще полежал на кошме, даже вздремнул, а потом, поблагодарив, двинулся в путь.
Дорогу ему объяснили очень подробно. Он шел и все время про себя повторял: вниз по лощине до солонца, потом направо, выйду на бугор, увижу серый камень, от него на северо-запад до кустарника, а потом по тропинке…
Шел он, как будто верно, но камня все не было. Солнце село за низкие тучи. Быстро менялись краски: желто-серая степь стала сизой с розовым отливом, потом синеватой. Откуда-то появился туман. Он полз по лощине, медленно поднимался и, наконец, затопил все кругом.
Олег не знал, куда идет, но не останавливался. Вдруг натолкнулся на заросли колючего кустарника и обрадовался. Всё-таки, значит, он шел правильно!
Решил подождать до рассвета. Ободрав руки, наломал веток, но разжечь костер не смог. Листья чадили и не разгорались. Прижавшись головой к земле, он дул изо всех сил, кашлял, ругался и снова дул. Извел всю бумагу, какая была в карманах, даже картонные корочки от зеркальца оторвал. Устал так, что был даже рад, когда израсходовал последнюю спичку.
Он думал о том, что теперь, конечно, простудится, тяжело заболеет и умрет. А те, кто его так «безжалостно выгнали», за это ответят. Не имели они права губить человека!