Тайная дипломатия
Шрифт:
Кроме нас в вагоне ехали и французы. Отчего-то все мужчины в военной форме, с манией величия на галльских мордах. Мы с ними не заговаривали, они с нами тоже. После Эльзаса в вагоне стали появляться и немцы. Мужчины смотрели на победителей угрюмо, женщины настороженно. Еще бы… Они теперь оккупированные. Наши соседи-военные смотрели на немцев как победители, бросали им оскорбительные фразы на ломаном немецком. Эх, это вы зря, ребята…
К вечеру добрались до Франкфурта, где пришлось делать пересадку на поезд до Берлина. В столице Германии нас последний раз пересчитали, сверили паспорта со своим списком, со списком Чичерина, двери вагона закрыли. Открыли нас через двое суток в зоне соприкосновения польской армии и РККА, в Бресте. Не знаю, опечатывали снаружи или нет, но выходить из вагона запретили.
Больше всего я порадовался появлению Артура Артузова, которому и передал Скородумова. Коллеги-дипломаты так устали, что даже не обратили внимания, кому мы сдаем товарища. Самому бы следовало допросить изменника, но мне пока не до того. Ничего страшного, Артур проведет первые допросы, сливки снимет, а потом и я побеседую, если время найду. А пока немного отдохнуть с дороги, смыть пыль, а там – с утра разговор с товарищем Дзержинским, а вечером с самим Лениным. Председатель Совнаркома собирается меня принять сразу после Чичерина, выделив на разговор не какие-то жалкие десять минут, а полчаса.
Заночевал я во Втором доме Советов, в собственной комнате, так никому и не отданной. Можно бы пойти в номер Натальи – у нее ванна и есть горячая вода, но как-то неловко. Официально мы с ней еще не муж и жена, а сама невеста осталась в Париже, заканчивать какие-то коминтерновские дела. Возможно, бронировать банковскую ячейку для картин. Посему пришлось обойтись общей душевой кабиной в конце коридора.
Побеседовать с Дзержинским не получилось, начальник куда-то срочно отбыл, Артур был занят, и я пошел проверять – как там дела в ИНО оставленном на попечение моего заместителя товарища Ягоды. М-да, дела не порадовали, но об этом чуточку позже, после того как расскажу вам о встрече с Лениным.
Мою отмашку глава государства понял правильно. Верно, подробности уже узнал у Чичерина, а вопрос задал исключительно из вежливости.
– Наладим дипломатические отношения, станет легче, – оптимистически сказал Владимир Ильич и сразу же перешел к делу. – Как мне сообщил Георгий Васильевич, разговор с Игнатьевым закончился неудачей? Генерал собирается подарить все свои деньги Мильерану взамен звания бригадного генерала?
Теперь мне предстояло ответить: был ли я разочарован ответом генерала? И не товарищу Ленину, а вам, мой дорогой читатель. Если честно, то да. Я уже как-то привык, что здесь у меня получаются такие вещи, о которых я и не мечтал. Когда мы отправились с Наташей к Игнатьеву, я нисколько не сомневался, что генерал сразу же проникнется ко мне доверием и тут же выпишет чек. А тут словно мордой об стол. С другой стороны, а кто сейчас может сказать – а как развивались события в той истории? И что стало реальной причиной того, что граф Игнатьев передал огромные деньги России? Любовь к родине? Вполне возможно. Но то, что к моменту передачи хранящихся в банковских сейфах миллионов мои коллег из мой истории провели с графом определенную работу, не сомневаюсь. Вопрос – какую именно?
– Я бы так не сказал, – пожал я плечами. – По большому-то счету, предметного разговора с ним еще и не было. Так, прощупывание. То, что граф Игнатьев собирается подарить деньги Франции, это лишь его заявление, но не более. Мне кажется, если бы генерал хотел жить спокойно, то давно бы уже отдал все деньги хоть Клемансо, хоть Пуанкаре. Если судить по тем материалам, что мне показал Георгий Васильевич, а также по моим личным наблюдениям, некоторым э-э… агентурным сведениям полученными мною в Париже, генерал Игнатьев – патриот России. В каком-то смысле, он монархист, в самом лучшем смысле этого слова, потому он отдаст нам деньги.
– Пг’остите Владимир Иванович, не вижу логики, – всплеснул руками Владимир Ильич. – Вам кажется, что Игнатьев монархист, но отдаст деньги Советской России?
– У графа своя логика, – улыбнулся я. – Для него монарх – это не обязательно человек, сидящий на престоле. Игнатьев выступает за твердую государственную власть, а кто осуществляет
– Лучше бы пораньше, – вздохнул Владимир Ильич. – Деньги нам позарез нужны.
А кто бы спорил с самим Лениным? Деньги любому государству нужны и, как правило, всегда позарез.
– Генерал Игнатьев – строевик. Он живет по принципу: пост сдал, пост принял. Сейчас он считает себя и официально считается единственным представителем интересов России в республике, но как только во Франции появится советский посол, генерал передаст нашему полпреду все средства. Возможно, перечислит какие-то суммы нашему торговому представительству, но здесь есть свои тонкости. Как я понимаю, торгпредство будет негосударственным?
– Совершенно вег’но, – кивнул Владимир Ильич. – Георгий Васильевич предлагает основать наше торгпредство как представительство Центросоюза.
Я мысленно поаплодировал Чичерину. Всероссийский центральный союз потребительских обществ – полугосударственная организация известная во Франции. В принципе, можно поменять Устав, сделав ее на бумаге полностью негосударственной.
– Как я понимаю, у вас нет большого желания стать руководителем торгпредства? – спросил Ленин.
– Владимир Ильич, если мне отдадут приказ, отнекиваться не стану, самоотвод брать не буду, а пойду выполнять, – честно сказал я. – Но, по моему разумению, на должности торгового представителя должен быть другой человек. Куда годится торгпред во Франции почти не владеющий французским языком?
– А вы не владеете фг’анцузским? – удивился Ленин, отчего его «р» опять превратилась в грассирующую «г», но потом вспомнил. – Да, ведь вы заканчивали не гимназию, а учительскую семинарию. Виноват. Я отчего-то, когда общаюсь с вами, считаю, что имею дело с человеком, обладающем классическим образованием.
– Может, стоит меня отправить учиться? – улыбнулся я. – Подучу иностранные языки, арифметику, а потом меня можно и на ответственные должности назначать.
Владимир Ильич улыбнулся, давая понять, что шутку оценил, и требовательно кивнул, чтобы я не тратил время на пустую болтовню, а переходил к делу.
– Мне лучше полностью заняться другими проблемами, – продолжил я. – Во-первых, в самое ближайшее время Франция станет рассадником контрреволюционной заразы. Белоэмигрантов и бывших офицеров там и так хватает, но скоро в Париж хлынут те, кого Слащев выгнал из Крыма. Пока они околачиваются в Турции, но скоро очутятся в Европе. Кстати, следует сказать спасибо графу, что Франция тормозит приезд белоэмигрантов в Европу.
– Каким же образом? – заинтересовался Ленин, перебив меня.
– По моим сведениям, Игнатьева недавно приглашали к секретарю министерства иностранных дел Бертело, который сказал, что Франция считает себя в некоторой степени виноватой перед изгнанными из Крыма Врангелем и его людьми, и он желал посоветоваться: куда направить белоэмигрантов, где их высадить, как прокормить? Граф же заявил, что экономика Европы еще не восстановлена, а на азиатском берегу беженцы скорее найдут пропитание. Бертелло согласился, и поэтому Франция пока медлит, не дает разрешения. Разумеется, белоэмигранты отыщут массу способов заявится в Европу, но их будет гораздо меньше, чем могло быть. Значит нам необходимо создать собственную организацию, которая станет следить за недружественными нам лицами. Лучше действовать на опережение. Для начала – определить круг лиц, установить организации. Ну а там уже станем действовать по обстановке.