Тайная история атомной бомбы
Шрифт:
Но Черчилль чуял предательство. Он считал, что с русским профессором, своим старым другом, которому Бор писал ранее и мог писать сейчас, датчанин вел доверительную
переписку. На следующий день после встречи с Рузвельтом в Гайд-парке Черчилль написал Червеллу, высказав еще более серьезные подозрения: «Мне кажется, Бора нужно взять под стражу либо ему следует, по меньшей мере, показать, что он находится на грани совершения преступления, караемого смертной казнью».
Черчилль не смог понять принципа дополнительности для атомной бомбы. У Рузвельта же, скорее всего, были свои причины, чтобы согласиться с Черчиллем. И оба они могли усомниться в надежности Бора, первого дипломата атомной
Червелл и Андерсон самоотверженно вступились за Бора. По ту сторону Атлантики то же сделали Конэнт и Буш. Бора так и не арестовали.
Конец американской монополии
Это была та еще головоломка. Представьте, что вы категорически не разделяете планов Родины относительно использования атомного оружия (которое пока что есть только в вашей родной стране). Представьте, что ваш протест столь велик, что позволяет презреть моральные терзания, связанные с государственной изменой и выдачей военных тайн. К чему вы тогда приступите первым делом? Куда пойдете? Ведь не станете же искать контакты шпионов в телефонном справочнике?
Теодору Холлу было всего девятнадцать лет. Несмотря на молодость, его нашли лос-аламосские охотники за талантами и он вступил в постоянно растущую группу ученых Холма в январе 1944 года вместе со своим другом и сокурсником, аспирантом Гарварда Роем Глаубером. Они прибыли на станцию Лами 27 января, проделав долгий путь с физиком постарше, который представился им просто как «мистер Ньюмен». Позже они сообразили, что это не кто иной, как Джон фон Нейман, перед которым трепетала вся сведущая молодежь как перед человеком, преобразовавшим математические основы квантовой теории в 1930-е годы.
Новоприбывших принял Бэчер, и они с жадностью прочли от корки до корки «Лос-аламосский букварь» Сербера. Холла отправили в отдел экспериментальной физики (отдел Р). Он быстро произвел на коллег положительное впечатление. В апреле Холл стал работаь с имплозией. Он изучал радиоактивность радиево-лантановых образцов, подвергая их имплозии с помощью бризантных [114] веществ, из которых вокруг образца формировалась наружная оболочка. Эти эксперименты, называвшиеся Ra-La, проводились в небольшой лаборатории в каньоне Байо, к юго-востоку от основного лос- аламосского комплекса. В ходе таких опытов можно было измерять равномерность генерируемой взрывной волны. Когда всей лаборатории стало известно о кризисе, связанном со свойствами плутония-240, важность экспериментов Ra-La резко возросла.
114
Взрывчатые вещества, дающие при взрыве большое количество осколков. — Примеч. пер.
Холл был евреем-радикалом. В свое время он состоял в Американском студенческом союзе, некоторые отделения которого были связаны с комсомолом. Однако Холл не хотел вливаться в ряды коммунистического фронта, и он так и не вступил в компартию. В Гарварде Холл посещал марксистский кружок имени Джона Рида, но делал это скорее под влиянием своих красноречивых соседей по общежитию в Леверетт-Хауз, чем по политическим убеждениям. Тем не менее в первое лето в Лос-Аламосе Холлу не давали покоя мысли о том, что Америка становится единственным в мире обладателем ядерного оружия. Америка — демократическое государство, но не повернет ли страну — если вдруг случится — еще одна депрессия к фашизму, как это произошло в Германии? Так думал в то лето Холл. А что может сотворить фашистская Америка, владея атомной монополией?
Вдобавок некоторые ученые Лос-Аламоса сочувственно относились к Советскому Союзу и вели разговоры о том, что о происходящем необходимо проинформировать СССР. Разумеется, сделал для себя вывод Холл, послевоенный мир будет более безопасным, если поделиться ядерными секретами с СССР. Через много лет он вспоминал о мыслях, роившихся тогда у него в голове:
Думая о том, каким самонадеянным я был в девятнадцать лет, я очень хорошо помню, что за мысли волновали меня тогда. Решение выйти на контакт с СССР пришло ко мне постепенно, я принял его совершенно самостоятельно. Я принял его добровольно, без влияния какой-либо личности или организации… Меня никто никогда не «вербовал». Работая в Лос- Аламосе и все яснее понимая разрушительную силу атомной бомбы, я задавал себе вопрос: что будет, если после войны в США придет новая депрессия, а у страны уже будет ядер- ное оружие?.. Мне казалось, что американская монополия опасна и ее нельзя допустить.
Решив поделиться с СССР той секретной информацией, к которой он имел доступ, Холл столкнулся с новой проблемой: нужно было найти подходящий канал.
В октябре 1944 года он взял двухнедельный отпуск и приехал в Нью-Йорк, где собирался отпраздновать двадцатилетие. Он рассказал о своих намерениях Сэвиллу Саксу, еще одному своему другу по Гарварду, и вместе они стали думать, как выйти на СССР. После нескольких достаточно нелепых попыток выйти на связь с агентством- поставщиком советских фильмов «Арткино» и «Амторгом» молодые люди смогли встретиться с советским журналистом Сергеем Курнаковым из коммунистической газеты Daily Worker. Но Курнаков вел себя нерешительно и практически ничего им не обещал.
«Вы понимаете, что делаете? — спросил он Холла. — Почему вы считаете необходимым раскрыть секреты США Советскому Союзу?»
«Ни одной другой стране, кроме СССР, нельзя доверить такое страшное оружие», — ответил Холл.
Он предъявил собственноручно написанный отчет о Лос- Аламосе, где перечислялись работавшие в лаборатории ученые, в том числе Оппенгеймер, Бете, Бор, Ферми, фон Нейман, Кистяковский, Сегре, Пенни, Комптон, Лоуренс, Юри и Теллер. На самом деле Курнаков был советским агентом, но низшего звена. И у него не было права давать какие-либо поручения молодым кандидатам в шпионы.
Холлу скоро нужно было возвращаться в Лос-Аламос, а необходимые контакты так и не были установлены. Обеспокоенный этим Сакс в конце октября на свой страх и риск пошел в советское консульство, где встретился с Яцковым. Он передал Яцкову еще одну копию отчета Холла о Лос- Аламосе. Яцков пообещал ему немногим больше, но после встречи проверил историю, рассказанную студентом, переговорив с Курнаковым. Ходили слухи о некой секретной «Лаборатории V», которая исследовала свойства урана-235 и плутония и конечной целью которой было создание атомной бомбы. Отчет Холла казался правдивым. Главного информатора в Манхэттенском проекте Яцков потерял в августе, и ему определенно требовалось найти замену.
С Квасниковым связаться не удалось, поэтому Яцков обратился к руководителю отдела НКГБ в Нью-Йорке Степану Апресяну. В итоге пришли к выводу, что на Холла и Сакса можно положиться. Яцков проинструктировал Курнакова связаться с Холлом, пока тот не вернулся в Лос-Аламос. Краткая встреча состоялась в весьма неудобных для Холла обстоятельствах — на железнодорожной станции Пенн, где Холл ждал родителей, с которыми потом уезжал в Чикаго. Курнаков сообщил молодому человеку, что его и Сакса приняли в «клуб». Договорились, что Сакс станет связным Холла.