Тайная история атомной бомбы
Шрифт:
Триумвират
В начале ноября 1944 года Гарри Голд отправился в Кембридж, штат Массачусетс, чтобы встретиться с Кристель, сестрой Фукса. Он представился хорошим другом Фукса
и сказал, что потерял с ним контакт, а в районе Бостона оказался по делам. Фукс дал ему, Гарри, адрес сестры, и Гарри решил таким образом узнать, что случилось с Фуксом. Фукс же связался с сестрой из Чикаго (либо на пути в Лос-Аламос, либо в один из визитов в «Метлаб»), и Кристель сказала Голду, что Фукс отправился в какое-то неизвестное место на юго-западе, но собирается вернуться в Кембридж на Рождество, чтобы встретить его с семьей сестры. Голд оставил запечатанное письмо с телефонным
Затем Голд сообщил о встрече Яцкову, который, несомненно, с облегчением выдохнул. Под «неизвестным местом на юго-западе» определенно понимался Лос-Аламос. 16 ноября он послал в Москву телеграмму, сообщая, что Фукс нашелся и что через несколько месяцев (вероятно, недель) он сможет предоставлять информацию из «лагеря № 2» — это было одно из кодовых наименований Лос-Аламоса.
Через несколько недель, 29 ноября, Дэвид Грингласс со своей женой Рут отмечали в Альбукерке два года со дня свадьбы. Грингласс прибыл в Лос-Аламос 5 августа и был определен в группу Е-5 отдела X, руководимого Кистяков- ским. Сначала он занимался высокоскоростными камерами, потом присоединился к работе над взрывными линзами. Супруги страшно соскучились и решили встретиться в Нью-Мексико, а не ждать до конца года, когда у Грин- гласса появится возможность взять отпуск. Поездку Рут в Нью-Мексико оплатил Юлиус Розенберг, муж сестры Дэвида.
И Юлиус, и его жена Этель, старшая сестра Дэвида, были убежденными коммунистами. Юлиус Розенберг, будучи в 1935 году аспирантом электротехнического факультета в нью-йоркском колледже, вступил в ряды клуба Steinmetz — так в колледже называлась ячейка комсомола. Через год Юлиус основал отделение Американского студенческого союза, в который позже, в 1938 году, вступил Холл. Холл никогда не встречался с Розенбергом, но его подозрения о том, что АСС относился к коммунистическому движению, оправдались.
Розенберги общими усилиями убедили молодого Дэвида Грингласса вступить в комсомол. Он стал убежденным неофитом. Вскоре после свадьбы, в конце 1942 года, Грин- гласс ушел в армию, и в письмах, которые он писал Рут, признания в любви были смешаны с коммунистическими откровениями: «Победа будет за нами, будущее принадлежит социализму». Супруг подписывали свои письма словом «товарищ».
Дэвид и Рут были уверены, что Розенберги каким-то образом замешаны в промышленном шпионаже в пользу Советского Союза, хотя деталей не знали. Юлиус пытался «подготовить» Грингласса и предлагал присоединиться к общему делу после войны. Когда Грингласса отправили на работу на секретный объект, он предупредил Розенберга через Рут: «В моих письмах я вынужден с максимальной осторожностью рассказывать о том, что делаю или собираюсь делать, поскольку проекту, в котором я работаю, присвоена наивысшая степень секретности. Таким образом, больше я ничего не могу сказать», — писал он по дороге на Холм.
Всю корреспонденцию, шедшую в Лос-Аламос и из него, читала служба безопасности, поэтому любые упоминания об истинном предмете диалога между Дэвидом и Рут следовало маскировать. Однако 4 ноября 1944 года Грингласс отослал письмо, в котором написал, что «определенно был бы рад поучаствовать в общественных начинаниях, которыми хотят заняться Юлиус и его друзья».
Позже в ноябре, когда Дэвид и Рут праздновали годовщину свадьбы, Рут сказала, что, по информации Розенберга, в Лос-Аламосе шла работа над созданием атомной бомбы. Она очень удивилась, узнав, что Дэвиду не сообщили об этом официально. Тогда Рут сообщила мужу уже известное предложение, поступившее ей от Розенберга. Суть его заключалась в том, что США и СССР были союзниками в войне против нацистской Германии и Японии и перед лицом общего врага следовало сообщить СССР информацию об американских военных проектах.
У Рут были дурные предчувствия, и сам Дэвид еще очень сомневался в том, что стоит заниматься шпионажем. Но он преклонялся перед братом жены как перед героем и уже на следующее утро преодолел свои колебания. Грингласс согласился шпионить в пользу СССР. Для начала он передал Рут некоторые общие данные о планировке лаборатории и о количестве специалистов. Он упомянул имена Кистяковского, Оппенгеймера и Бора.
Юлиусу Розенбергу отводилась роль главного связного, но он чувствовал, что недостаточно подкован технически, поэтому попросил своего советского шефа — Александра Феклисова — на следующих встречах помочь с опросом Грин- гласса. Вернувшись в Лос-Аламос, Грингласс стал всеми силами выуживать информацию, которая могла представлять ценность.
На неделю позже Грингласса в Лос-Аламос прибыл Фукс. Ему выделили жилье в корпусе для бакалавров рядом с комнатой Фейнмана. Фукс и Фейнман стали хорошими друзьями. Фейнман часто поддразнивал Фукса, советовал ему побыстрее найти подружку. Они шутили, кто из них больше похож на нацистского шпиона, и Фукс доказывал, что эта роль больше подходит Фейнману — ведь он часто отлучался из лаборатории, так как ездил в Альбукерке, в больницу к своей жене. Фейнман соглашался.
Фукс быстро понравился и коллегам, и руководителям. Бете считал его одним из самых ценных физиков. Фукса также очень ценил Оппенгеймер. Хотя Клаус не был ни руководителем группы, ни главой отдела, его приглашали на собрания координационного совета, благодаря чему Фукс очень подробно познакомился со спецификой работы всех отделов лаборатории Лос-Аламоса.
Работы было очень много, поэтому Фукс не смог съездить в Кембридж к сестре на Рождество. Он отложил визит до февраля 1945 года.
Из трех советских шпионов, которые теперь работали в святая святых Манхэттенского проекта, Фукс, несомненно, был самым ценным. Он имел доступ ко многой секретной информации, сосредоточенной вокруг решения наиболее важной на тот момент проблемы — имплозии. Холл также имел доступ к этой информации, но, поскольку он числился младшим научным сотрудником, для него этот доступ был значительно ограничен. Грингласс занимал должность техника, но как раз изготавливал формы, в которых затем испытывались взрывные линзы. Никто из разведчиков не подозревал о шпионской деятельности друг друга, но суммарно предоставляемая ими информация обеспечивала независимое подтверждение результатов работ.
25 декабря Курчатов получил очредную объемную подборку разведданных. Среди документов был обзор деятельности неназванной лаборатории — скорее всего, Лос-Аламоса — с марта 1943-го по июнь 1944 года. За этот период Фуксу так и не удалось выйти на связь с Голдом или каким-либо другим способом передать информацию. В обзоре детально описывалась измерительная аппаратура, с которой, вероятно, не был знаком Грингласс. Следовательно, сведения, скорее всего, поступили от Холла, а обзор, вероятно, был частью документа, переданного Курнакову и Яцкову в Нью-Йорке.
Курчатов остался очень впечатлен этими материалами. «На основании теоретических данных, — писал он, — нет никаких оснований полагать, что в данном отношении возникнут сложности с созданием бомбы».
Слишком много шестерок
Сесиль Филлипс занялся дешифровкой в Арлингтон- Холле, когда ему было всего 19 лет — летом 1943 года. Его приставили к русской дипломатической проблеме в мае 1944 года.
Через полгода интенсивного изучения образцов он заметил новые образцы последовательностей в, казалось бы, беспорядочных наборах цифр. В начале этих сообщений попадались группы, в которых было больше шестерок, чем в среднем.