Тайная история атомной бомбы
Шрифт:
Когда союзные войска смогли сделать первые шаги на материке и немного продвинуться к Северной Франции, на немецкую атомную программу вновь было обращено пристальное внимание. Миссия «Алсос» в Италии практически не дала новых разведданных, но все основные инициаторы этой миссии объявили ее успешной. Спланировали следующую миссию, члены которой должны были продвигаться во Францию вслед за передовыми частями. Военным руководителем миссии вновь назначили Паша, но теперь нужен был еще и научный руководитель. На эту роль следовало выбрать кого-нибудь, кто хорошо знал европейских физиков и мог отличить важную информацию от несущественной либо от дезинформации. После недолгих поисков на эту роль выбрали Сэмюэла
Достоинства Гаудсмита определенно превосходили его недостатки, если таковые вообще имелись. Гаудсмит изучал физику в амстердамском и лейденском университетах, проводил исследования в немецком Тюбингене вместе с Фридрихом Пашеном и в Копенгагене — вместе с Бором. С голландским коллегой Джорджем Уленбеком в 1925 году
он открыл феномен самовращения электрона; позже это явление назвали спиномт. В 1927 году Гаудсмит и Уленбек перешли на работу в Мичиганский университет.
Гаудсмит знал всех ведущих европейских физиков, сферы их научных интересов и говорил с любым из них на одном языке — как в прямом, так и в переносном смысле. Его умение решать сложные научные задачи отлично подходило для такого расследования, которое предстояло провести в рамках миссии «Алсос». Кроме того, еще будучи амстердамским студентом, Гаудсмит прослушал курс по оперативно-разыскной деятельности.
Вдобавок у него были и личные мотивы стать научным руководителем второй миссии «Алсос». Его родителей в оккупированной Голландии арестовали нацисты — это произошло в конце 1942-го или начале 1943 года, и с тех пор он не получил от них никаких известий, кроме прощального письма из концлагеря Терезинштадт. Он обращался за помощью к Гейзенбергу, но, насколько ему было известно, ничего из этого не вышло. Гаудсмит вылетел из Англии в июне 1944 года.
Паш настаивал на необходимости разработать правила взаимодействия между «Алсос-П» и УСС, чтобы не повторился казус вроде того, что приключился в Риме. Было решено, что УСС продолжит собственную деятельность по сбору разведданных только в нейтральных государствах. После этого Гаудсмит получил копии отчетов УСС о немецкой атомной программе. Они строились в основном на косвенных данных, были полны допущений, сообщали о пожарах и взрывах при исследованиях урана и больше походили на рассказы. В одном из таких документов даже высказывалось подозрение о взрыве урановой бомбы в Лейпциге, в результате чего погибли несколько ученых.
25 августа президент временного правительства французской республики Шарль де Голль с триумфом вошел в Париж. Паш вместе с Первой американской армией вошел в Париж с юга и, следовательно, был одним из первых американских официальных лиц, посетивших освобожденный город [121] . Он направлялся в Коллеж де Франс к Фредерику Жолио- Кюри. Паш, сумевший укрыться от огня снайпера, нашел Жолио-Кюри в своем кабинете и очень вежливо взял его под арест. Вместе они откупорили бутылку шампанского и отпраздновали освобождение Парижа, воспользовавшись вместо бокалов лабораторными мензурками. 28 августа в Париж прибыл и Гаудсмит.
121
Рузвельт согласился на то, чтобы первыми в Париж вошли солдаты «Свободной Франции» Шарля де Голля. Американская армия остановилась за чертой города.
На самом деле это был завод для добычи нефти из тонких слоев сланца, являвшейся крайне необходимой.
Эрвин Планк был повешен в берлинской тюрьме
Несмотря на то что в своей лаборатории Жолио-Кюри принимал многих физиков из «Уранового общества», о германской ядерной программе он не сообщил практически ничего нового. Он рассказал, как в 1940 году получил от Шумана гарантии того, что парижский циклотрон не будет использоваться для военных исследований. Перечисляя имена немецких ученых, с которыми ему доводилось встречаться в эти годы, он назвал одно имя, не известное «Алсос», — Курт Дибнер. Жолио-Кюри считал, что если в Германии и велись работы по созданию атомного оружия, то руководить ими должен был именно Дибнер. Имя Дибнера сразу стало одним из первых в списке особых целей миссии.
Ситуация с немецкими ядерными исследованиями так и оставалась неясной до тех пор, пока в конце ноября 1944 года не освободили Страсбург. Было известно, что в городе находится лаборатория Вайцзеккера, а сам профессор имеет собственный кабинет в университете Страсбурга. Но среди физиков, обнаруженных в лаборатории и, по их словам, имевших докторские степени, Вайцзеккера не оказалось (лаборатория находилась в отдельном здании на территории страсбургского госпиталя). Впервые с начала миссии Гаудсмиту довелось допрашивать вражеских физиков. Ему не понравилось. «Слава Богу, я не знал их лично, — писал он своей жене, — и скрывал собственное имя до самого конца, пока мы не посадили их в грузовик и не повезли в лагерь».
Схваченные физики отказывались сотрудничать, но благодаря документам, найденным в кабинете Вайцзеккера, удалось составить более подробную картину германской ядерной программы — Гаудсмит читал взахлеб, при свечке. Среди бумаг нашлось письмо, которое Вайцзеккер написал Гейзенбергу 15 августа 1944 года, где он критиковал некоторые расчеты последнего. Письмо было разорвано и так и не отослано (более мягкий вариант этого письма позже нашли в документах Гейзенберга). Гаудсмит не мог поверить, насколько примитивные проблемы стояли на повестке дня немецкой программы на столь позднем этапе:
Мы нашли упоминания об «особом металле», под которым, очевидно, имелся в виду уран; нашли уведомления о сложности получения этого «особого металла» в плоских слитках, а не в порошкообразной форме. Документы подтверждали наши данные о том, что металл для германской ядерной программы производила фирма Auer. Мы узнали, что на армейском полигоне неподалеку от Берлина проводились «крупномасштабные» эксперименты. Еще мы нашли фрагменты расчетов, которые могли касаться только работ по созданию уранового реактора.
Реактор, а не бомба. «Есть!» — воскликнул Гаудсмит.
«Знаю, что есть, а есть ли у них?» — не понял Паш.
«Нет, нет, — сказал Гаудсмит. — Нет у них бомбы».
По мнению Гаудсмита, эти документы в точности отражали немецкую атомную программу по состоянию на 1944 год. Информация о возможности создания «супероружия» появилась уже более двух лет назад, но было очевидно, что эксперименты, проводимые не далее чем в августе, находились еще практически на подготовительном этапе. Этот вывод подкреплялся к тому же недостаточной секретностью данных: в документах прямо называлось местонахождение ученых из «Уранового общества» — Тайльфинген, Хехинген и Хайгерлох.
Документы, добытые в Страсбурге, изучили научные консультанты из Манхэттенского проекта и Управления научных исследований и разработок. Гровс интересовался: не слишком ли легко досталась эта информация? Фотодонесения из района Хехингена показали некий объект, внешним видом и размером напоминавший завод по разделению изотопов из Ок-Риджа136. Но, по мнению «Алсос», доказательства были бесспорными.
«Разве это не удивительно, что у немцев нет атомной бомбы?» — спросил Гаудсмит Фурмана.