Тайная история Леонардо да Винчи
Шрифт:
Мятежники засыпали стрелами и копьями шатер калифа; они ухитрились раздобыть пушку и выстрелили из нее в Кайит-бея. Тут вступили было в бой его телохранители, но Кайит-бей удержал их. Он вскочил в седло и поскакал через ряды солдат, уязвимый для их ярости. Он показывал им голову Айше в стеклянном сосуде. Он стыдил их, крича: «Жалкие трусы, вы вольны уходить по домам! Я не хочу, чтобы за меня бились трусы! Я отомщу туркам, даже если мне придется воевать одному. Одному!»
А
Тут последовали крики, замешательство, то и дело вспыхивал бой между мамлюками и кочевниками. Около сотни кочевников были преданы мечу; других разорвало на куски залпом из той же пушки, из которой они стреляли по Кайит-бею. Потом пропели трубы, и войско, как один человек, дружно хлынуло вперед. Рабы, лучники в красных колпаках, солдаты, вооруженные пиками, опытные бедуинские воины, мамлюки, раненые, даже женщины — все бросились вослед за своим повелителем, вослед за Айше, словно бойня, устроенная предателям, исцелила их, возродила в них вкус к крови и мести.
Леонардо поспешил вскочить в седло, иначе бы его обвинили в трусости. Он скакал с Хилалом и его тысячей гвардейцев.
Калиф ехал как ни в чем не бывало; постепенно телохранители заняли свои места, окружив его со всех сторон, а за ним шагали пешие фаланги, скакали мамлюки — великое шествие, исходящее потом и жаждой убийства.
— Леонардо…
Сандро появился рядом с ним вместе с Гутне, которая намеренно отстала, чтобы дать им поговорить.
— Я смотрю, ты испытываешь весьма нежные чувства к моей рабыне, — заметил Леонардо.
— Если пожелаешь, я буду держаться от нее подальше. Но ведь ты сам оставил ее.
Леонардо улыбнулся, но в его улыбке сквозила безнадежность.
— Нет, я просто предполагал, что ты позаботишься о ней.
— А ты… разве тебе она безразлична?
— Нет, конечно, — сказал Леонардо. — С какой стати ты спрашиваешь об этом? Хочешь попросить ее руки?
Сандро залился краской: шутка да Винчи попала в цель, он, Боттичелли, и впрямь влюбился в Гутне.
— Твоего друга Мирандолы здесь нет, — продолжал Леонардо, — и некому будет устроить тебе изгнание фантома. Так что я был бы осторожен со своими страстями.
— Мне жаль, что так случилось с Айше, — сказал Сандро. Он говорил это, глядя прямо перед собой, чтобы скрыть охватившую его неловкость. Когда Леонардо не ответил, он продолжал: — Я не знал, что ты любил ее.
— Так ты теперь умеешь читать в чужих душах, Пузырек?
— В твоей — умею.
Леонардо вновь улыбнулся.
— А, тогда ты наверняка знал, что калиф разрубит этого турка пополам. Поэтому ты отшатнулся и едва не свалился без чувств?
Он опять попал
— Леонардо, я…
— Значит, ты читал в моей душе, когда сказал Бенедетто, что я убил Зороастро? — продолжал да Винчи.
Сандро помолчал немного и сказал:
— Да, я говорил ему так, и я ошибался.
— Ошибался?
— Когда ты отошел, я подумал… — Сандро говорил, тщательно взвешивая слова, явно неуверенный в себе. — Я тысячу раз перебирал в мыслях эти минуты, Леонардо. Я рассердился, когда ты отвернулся от него, и гнев ослепил меня. Я напрасно обвинял тебя.
— Возможно, ты был прав, — сказал Леонардо. — Я тоже много думал над тем, что произошло. Быть может, я все же убил его.
— Нет, — сказал Сандро, — не убил.
— Что же ты не подошел ко мне раньше?
— Я пытался, но ты был такой… холодный, такой далекий. Я думал, что ты изменился, что все случившееся…
— А я и впрямь изменился?
— Не знаю, — сказал Сандро. — Но душа моя рванулась к тебе, когда турецкие послы показали голову Айше. Я уже видел у тебя такой взгляд.
— Что же это был за взгляд? — спросил Леонардо.
— Как тогда, когда ты стоял у окна в спальне Джиневры. За мгновение до того, как ты прыгнул вниз, спасаясь от огня. Когда ты смотрел на нас из окна, у тебя на лице было точно такое же выражение.
— Помнится, мне тогда почудилось, что рядом с тобой и Никколо стоит Тиста. Но Тиста был мертв. Бедный Тиста.
— Мне очень жаль, Леонардо.
Да Винчи кивнул Сандро, крепко стиснул его плечо и, не оборачиваясь, проговорил громче:
— Но у нас, кажется, появился слушатель.
Он имел в виду Гутне, которая ехала сейчас вплотную к ним, чуть позади. Они слегка придержали коней, чтобы она могла нагнать их. Лицо ее скрывала вуаль, и трудно было сказать, смущена ли она тем, что ее застигли за подслушиванием.
— Мой господин печалится не об Айше, — сказала Гутне, обращаясь к Сандро, словно он уже был ее господином, или они были равны, или у нее вообще не было господина.
— О ком же? — спросил Сандро.
— О вашем друге… как его… — Гутне обернулась к Леонардо. — Нилико?
— Никколо?
— Да, Никило.
— Откуда тебе это известно? — спросил пораженный Леонардо.
— Я слышала твои сны…
— Мои сны?
— Ты говорил о нем во сне, маэстро.
И в этот миг Леонардо увидел лицо Никколо — увидел мысленным взором, но ясно, до мельчайших подробностей, словно наяву.
Словно видел сон.
И с грустью спросил себя, не заглянул ли он в лицо смерти.