Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
— Боль разлуки очень велика, — сказал Иисус. — Это самая глубокая рана. Ее не залечишь словами, ни моими, ни чьими-то еще.
— Я покинула его и теперь… теперь я никогда больше его не увижу. Он умер, не простив меня. И уже ничто не может это изменить.
Иисус потянулся и взял ее руку в свои.
— Он не простил, потому что не понял. Но любить тебя не переставал никогда.
— Они изгнали меня, — пробормотала Мария. — Эти женщины… они более жестоки, чем мужчины!
Пока они тихонько говорили, лампы, поставленные вокруг ложа Иоиля, замигали, язычки
Мария снова посмотрела на неподвижное, завернутое в саван тело. В первый раз Иоиль отослал ее к Иисусу. Теперь он предоставил ей возможность начать все заново и выбрать путь снова, на сей раз самой. Она могла вернуться к семье, покаяться, пройти очищение и понести наказание за отход от того, что они считали правильным.
Однако, как бы ни страдала Мария из-за того, что потеряла Иоиля. и сколь болезненно ни переживала окончательный разрыв с семьей, возможность расстаться с Иисусом устрашала ее больше.
— Ибо тогда я действительно буду потеряна, — прошептала она так тихо, что Иисус не мог ее услышать.
Да, при всех осложнениях, привнесенных им в ее жизнь, Иисус каким-то образом стал необходим для этой жизни, превыше всего остального.
Похоронная процессия формировалась перед домом. Носилки с телом Иоиля несли его рыдающий отец Иезекииль, Натан, а также Иаков и Ездра, работники со склада. Все положенные ритуалы были соблюдены: провожавшие покойного рвали на себе одежды, посыпали головы пеплом, по щекам мужчин текли слезы.
За похоронными носилками следовали земляки усопшего, музыканты, игравшие на траурных флейтах, и женщины, певшие старинные погребальные песни. Профессиональные плакальщики, нанятые кем-то из семьи, ждали сигнала, чтобы начать причитать и завывать.
Впереди надлежало идти родственницам усопшего, и все они — Юдифь, Зебида, Девора, Ноема и кузины — заняли свои места. Однако при попытке Марии присоединиться к ним они встали плечом к плечу, не давая ей двигаться рядом с ними.
А еще она нигде не видела Элишебы, и, хотя ее внимание было приковано к носилкам с телом Иоиля, взгляд непроизвольно шарил по толпе в поисках девочки. Осиротевшей девочки, которую она, как мать и вдова, должна нести во главе похоронной процессии.
И она нашла свою дочку, нашла в задних рядах, на руках у Дины, прятавшей детскую головку под капюшоном.
Мария сорвалась с места и устремилась к ней.
— Элишеба!
Она сдвинула капюшон, и девочка с любопытством уставилась на нее темными глазками, но не узнала.
— Ты! — Дина ударила Марию по руке. — Как смеешь ты касаться ее и делать нечистой для церемонии? — Она посмотрела на собственную руку. — Теперь и я осквернилась!
— Прикоснуться к отцу в последний раз — это не осквернение, а долг и честь! — возмутилась Мария. — Когда она вырастет, она будет жалеть о том, что не смогла даже проститься с ним.
Девочка доверчиво протянула
— На помощь! — закричала Дина, — Она хочет забрать ребенка!
Помощь подоспела мгновенно: к ним поспешила большая группа мужчин и женщин.
— Отпусти ее! Отпусти ребенка!
Кто-то вывернул Марии руку, кто-то забрал Элишебу.
— Прекратите это! — Иисус вышел вперед и попытался вернуть девочку Марии. — Нести дочь положено матери!
Один из мужчин — видимо, исполненный не столько скорби, сколько злобы — ударил Иисуса по лицу и отобрал ребенка.
— У этой женщины нет такого права! — заявил он, направился к Дине и с торжествующим видом вручил ей девочку, расхныкавшуюся из-за всей этой возни.
— Элишеба! — крикнула Мария.
Женщина, стоявшая рядом с Диной, толкнула ее.
— Не мешай! Займи свое место в процессии!
Все уже собрались, и длинный хвост горожан змеился следом за плакальщиками. Светило солнце, поблескивала гладь озера. Плакальщики будут выть и стенать, флейты будут играть, и Иоиль будет погребен в могиле, вырытой в склоне холма неподалеку от Магдалы.
— Мы с ним не выбрали места для могилы, — сказала Мария Иисусу дрожащим голосом. — Думали, что впереди у нас еще много лет.
Она посмотрела на длинную процессию. Для нее не было там места, она потеряла это место, когда отправилась в пустыню.
— Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, — сказал ей Иисус, указав на похоронную процессию.
И действительно, провожающие покойника люди сами показались ей мертвыми: странно, что она никогда не задумывалась над этими словами, но сейчас они как нельзя лучше соответствовали действительности.
— Что ж, идем, — предложил Иисус. — Нас не хотят видеть, мы здесь не нужны. Предоставим мертвецов друг другу.
Марии и самой очень хотелось уйти, она понимала, что это уже не ее дом. И единственным возражением, нашедшимся у нее, стали слова:
— Но с этими мертвецами остается моя дочь.
— Она вырастет среди них, но Господь предоставит ей возможность услышать и другие голоса. И если она скажет им «да», значит, сможет обрести и другую жизнь.
— Но я хочу сама дать ей возможность услышать этот другой голос! — воскликнула Мария. — Хочу, чтобы это был мой голос!
Иисус повел ее из города к тропе, идущей вдоль воды. На озере покачивались лодки, рыбаки забрасывали и выбирали сети — жизнь шла своим чередом. Плач и причитания похоронной процессии здесь уже не были слышны: тут царили обычные, повседневные дела.
— Пока еще твой голос звучит не слишком отчетливо, — указал Иисус. — Тебе нужно многому научиться и многое испытать, прежде чем ты сможешь говорить тем голосом, которым должно вешать о Господе. Голосом, к которому прислушается Элишеба.
«И я непременно сумею поговорить с ней, — пообещала себе Мария. — Я не брошу ее. Она услышит мой голос теперь, даже до того, как я наберусь мудрости! Мудрость для матери не обязательна, хватит и любви!»