Тайная история сталинских преступлений
Шрифт:
В конце того же 1923 года в стране была объявлена чистка партии. Нашу партийную ячейку "чистил" Хамовнический райком, и мы явились туда в пол-ном составе. Райкомовская комиссия партийного контроля, непосредственно занимавшаяся чисткой, состояла из видных большевиков, а возглавлял её член. Центральной комиссии партконтроля. Каждый из нас написал свою биогра-фию и приложил к ней поручительства двух других членов партии. Сдал авто-биографию и Вышинский. В ней он указал, что при царском режиме отсидел один год в тюрьме за участие в забастовке.
Комиссия партконтроля вызывала нас по одному и, задав несколько вопро-сов, возвращала предварительно
Прошло полчаса, ещё час, ещё один, ещё полчаса – а Вышинский всё не по-являлся. Кто-то уже устал ждать и ушёл. Наконец Вышинский выскочил, воз-буждённый и красный как рак. Выяснилось, что комиссия не вернула ему партбилет. Это означало исключение из партии. Вышинский не рассказал нам, что происходило в течение этих трёх часов за закрытой дверью. Он ушёл в дальний конец вестибюля и там в волнении ходил взад и вперёд.
Когда, направляясь к выходу, мы поравнялись с ним, Вышинский возбуж-дённо воскликнул:
– Это возмутительное издевательство! Я этого так не оставлю. Пойду в ЦК и швырну им в физиономию свой партбилет!
Было не очень ясно, как он собирается швырнуть партбилет, который у не-го отобрали. Мы посоветовали ему не совершать опрометчивых действий, а обсудить всё с Крыленко или Сольцем. Сольц, председатель юридической коллегии Верховного суда, одновременно возглавлял Центральную комиссию партийного контроля и руководил чисткой партии по всей стране.
Уже отойдя несколько кварталов, мы услышали сзади торопливые шаги. Нас снова догонял Вышинский. Переведя дыхание, он горячо попросил нас никому не передавать его слов насчёт ЦК. Мы обещали.
На следующий день встревоженная девушка-секретарша вошла в зал засе-даний и сказала, что в кабинете Сольца истерически рыдает Вышинский. Пе-репуганный старик выскочил из кабинета, чтобы принести ему воды.
Арон Сольц стал революционером ещё в конце прошлого столетия. Не-смотря на то что он подвергался бесчисленным арестам и провёл много лет в царских тюрьмах и ссылке, душа его не ожесточилась. Он оставался добро-душным, отзывчивым человеком.
Как член партии Сольц был обязан неуклонно придерживаться в своей дея-тельности принципа "политической целесообразности", которым сталинское Политбюро оправдывало всё происходящее. Однако до седых волос Сольц так и не научился спокойно смотреть на несправедливость. Только в последние годы жизни ему пришлось под давлением всеобъемлющего террора повторить сталинскую клевету насчёт Троцкого. Впрочем, под конец у него хватило му-жества сказать Сталину правду в глаза, что его и погубило.
Друзья Сольца называли его "совесть партии", в частности, потому, что он возглавлял Центральную комиссию партконтроля (ЦКК) – высший в стране партийный суд. На протяжении нескольких лет одним из моих партийных по-ручений было докладывать этой комиссии о членах партии, находившихся под следствием, и меня сплошь и рядом восхищал человеческий, неказённый под-ход
Именно Сольц; с его добрым и отзывчивым характером, спас Вышинского. Он поставил вопрос на обсуждение в ЦК, после чего Вышинскому был воз-вращён партбилет. Несколько дней спустя Сольц зашёл в нашу "совещатель-ную комнату", где мы как раз пили чай. Увидев Сольца, его старый друг Гал-кин немедленно накинулся на него за такое заступничество. Сольц виновато улыбнулся: "Чего вы от него хотите? Товарищ работает, старается… Дайте ему показать себя. Большевиками не рождаются, большевиками становятся. Не оп-равдает доверия – мы всегда сможем его исключить".
Из-за растущего потока жалоб, поступавших отовсюду в апелляционную коллегию, я оказался так занят, что почти перестал бывать на заседаниях юри-дической коллегии. Как-то раз я заглянул туда – Вышинский как раз в это вре-мя делал доклад на тему "Обвинение в политическом процессе". Его выступ-лению нельзя было отказать в логике, притом он отлично владел русским язы-ком и умело пользовался риторическими приёмами. Председательствующий Сольц согласно кивал, не скрывая одобрения.
Мне не понравилась тогда склонность Вышинского переигрывать, его пре-увеличенный пафос. Но в общем становилось уже ясно, что это – один из спо-собнейших и блестяще подготовленных прокуроров. Мне начало казаться, что наши партийцы несправедливы к Вышинскому; оставалось надеяться, что со временем они изменят отношение к нему.
Однако вскоре произошел небольшой, но характерный эпизод, показавший, что интуиция их не подвела. Зимой 1923 года прокурор республики Николай Крыленко вызвал нескольких работников, в том числе Вышинского и меня, и сообщил, что Политбюро поручило ему разобраться в материалах секретного расследования деятельности советских полпредств за рубежом. Ввиду огром-ного объёма материалов Крыленко с согласия Политбюро привлекает к данной работе нас. Нам придётся вместе с ним изучить их и доложить ЦК свои сооб-ражения. Работать будем у него дома, по вечерам, так как он обещал эти доку-менты никуда не передавать.
В тот день мы так и не ушли из роскошного крыленковского особняка, вла-дельцем которого до революции был князь Гагарин. Предстояло изучить три-дцать или сорок папок, и Крыленко распределил их между нами. Он пояснил при этом, что нарком государственного контроля Аванесов, проводивший рас-следование, обнаружил в советских представительствах за рубежом скандаль-ные факты коррупции и растранжиривания секретных денежных фондов и что некоторые служащие подозреваются в сотрудничестве с иностранными раз-ведками.
Крыленко попросил нас излагать свои выводы на больших листах бумаги в таком порядке: слева, под фамилией обвиняемого лица, мы должны кратко сформулировать суть обвинения и указать, достаточно ли имеется доказа-тельств, чтобы возбудить судебное преследование. Справа помечалось, куда следует передать дело: в уголовный суд, в ЦКК, либо решить его в дисципли-нарном порядке, а также каким должно быть наказание.
Документы оказались куда менее интересными, чем можно было ожидать. Они содержали в основном бездоказательные обвинения, которые возводили друг на друга не ладившие между собой бюрократы, подогреваемые своими вздорными супругами. Лишь незначительная часть бумаг свидетельствовала о фактах растраты, моральной распущенности и других вещах, способных на-нести ущерб престижу советской страны. Случаев государственной измены мы не обнаружили вовсе.