Тайная поклонница
Шрифт:
– Во сколько она приедет?
У Коринн слегка дрогнул уголок рта.
– В три. – Она улыбнулась и вышла на крыльцо. Спустилась на одну ступеньку, другую. – Приблизительно.
У Джулиана дернулся глаз.
Он терпеть не мог слово «приблизительно». Если бы он мог удалить из словаря одно слово, это было бы «приблизительно», за которым последовали бы «почти» и «несколько». Если эта садовница назвала только приблизительное время прибытия, они не поладят. Лучше оставаться внутри и не обращать на нее внимания.
Это должно быть достаточно
Садовница приехала, когда до конца его литературного спринта оставалось пять минут.
Раздалось нечто вроде звука грузовика, с хрустом остановившегося на посыпанной галькой подъездной дорожке. Урчащий двигатель смолк. С визгом хлопнула дверь. Залаяли две собаки.
Простите, три собаки.
Господи. Боже.
Что ж, если им что-то от него нужно, они должны будут чертовски хорошо запастись терпением.
Он даже не собирался отвлекаться, чтобы взглянуть на время.
Но, учитывая, что он начал эту тридцатиминутную литературную сессию в четыре часа, Джулиан предположил, что сейчас около половины пятого – и это означало, что садовница опоздала в общей сложности на полтора часа. Опоздала на столько, что это даже не могло считаться опозданием. Просто полномасштабное отсутствие.
Он даст ей это понять. Как только сработает таймер.
– Эй? – с подъездной дорожки донесся чрезвычайно жизнерадостный голос, за которым последовал хор возбужденного лая. – Мистер Вос?
Пальцы Джулиана едва не замерли на клавиатуре, когда его назвали мистером Восом. В Стэнфорде он был профессором Восом. Или просто профессором.
Мистером Восом называли его отца.
На долю секунды движения его пальцев стали скованными.
Он начал печатать быстрее, чтобы компенсировать заминку. И продолжал работать, когда открылась входная дверь дома.
– Привет! Что, все ушли?
Что-то в голосе этой садовницы – и явной нарушительницы границ – вызывало у него воспоминания, но он не мог точно припомнить соответствующее лицо. Какого черта ей приспичило входить в дом, если сад находится снаружи? Неужели мать наняла эту женщину в отместку за то, что он четыре года не приезжал домой? Если так, то пытка оказалась эффективной. С каждым скрипом ее шагов по коридору у него подскакивало кровяное давление.
– Я здесь, чтобы посадить ваши бегонии… Мальчики! Мерзавец!
Если Джулиан не ошибся, ему на плечи легла пара лап. Другой пес холодной, мокрой мордой обнюхал бедро и попытался оторвать его пальцы от клавиатуры. На мгновение взгляд Джулиана упал на секундомер. Еще три минуты.
Если он не закончит сеанс, то весь вечер не сможет расслабиться. Но было трудно сосредоточиться, видя в мониторе компьютера отражение рыжего лабрадора. Словно почувствовав внимание Джулиана, животное перевернулось на ковре на спину и вывалило язык.
– Мне так жаль прерывать… – раздался позади него яркий, почти музыкальный голос. – О, вы просто собираетесь продолжать в том же
Погоди.
Что?
О, господи. Векслер снова озвучил мысли Джулиана.
А садовница читает через его плечо.
Наконец таймер сработал, открыв собачье соревнование по вою.
Джулиан прижал указательным пальцем красную кнопку таймера на телефоне, глубоко вздохнул и медленно повернулся в офисном кресле руководителя, готовя упрек века. На историческом факультете Стэнфорда он был известен своей придирчивостью. Требовательностью. Строгостью. Но когда дело доходило до порицания студентов, он позволял говорить за себя оценкам. У него не было времени на дополнительные лекции в нерабочее время. Если студент просил о встрече, он, конечно, ее устраивал. Но лишь тогда, когда они планировали ее заранее. И да поможет бог тем, кто явится без предупреждения.
– Если есть какая-то причина, по которой вы решили без приглашения войти в мой дом, я с удовольствием ее выслушаю.
Он наконец повернулся.
Прямо перед Джулианом оказалась самая невероятная грудь, которую он когда-либо видел. Джулиан был не из тех, кто пялится на женщин. Но эта грудь была чуть ниже линии его глаз, всего в нескольких дюймах от лица. Отвести взгляд было просто невозможно. Бог свидетель, она впечатляла. Откровенно говоря, она была большой. Грудь была большой. И довольно сильно выделялась в нежно-голубой футболке, через которую он мог разглядеть узор в горошек на лифчике садовницы.
– Это правда? – вопросила грудь. – Вы не позволите себе выпить в конце дня, если не будете писать полных тридцать минут?
Джулиан встряхнулся, отчаянно пытаясь найти раздражение, которое испытывал перед грудью, но, похоже, обнаружить его оказалось непросто. Особенно когда он поднял глаза и наконец встретился взглядом со сверкающими голубовато-серыми глазами садовницы, и что-то, очень неожиданно, дрогнуло у него внутри.
Господи. Какая улыбка.
И полный хаос.
Светлые вьющиеся локоны ниспадали ей на плечи, но многие из них стояли дыбом, торчали во все стороны, как пружины из сломанного дивана. На ней было три ожерелья, и ни одно из них не подходило к остальным. Золото, дерево, серебро. Карманы торчали из-под края джинсовых шорт и… Да, ему действительно лучше сосредоточить свое внимание выше ее шеи, потому что смелые формы требовали признания, а делать это его не приглашали. Точно так же, как и ее не приглашали в гостевой дом.